Американец. Путь на Север

Винчестер был чудо как скорострелен. Серию из трех выстрелов я сделал примерно за две с половиной секунды. И поразил все мишени. Ну да, с тех пор, как мне подсказали, что в отличие от пистолета тут важно фиксировать две точки, т. е. плотно прижимать приклад к плечу, моя меткость существенно возросла. Нет, снайпером я не стал. Чего-то не хватало. Но уверенно поражал ростовую мишень на расстоянии до двухсот метров. А на расстоянии до сотни метров ухитрялся делать это еще и быстро. Очень быстро. Почти как из пистолета на малых дистанциях.

И это меня невероятно радовало. Потому что первое, что я понял в горах, это то, что мои любимые револьверы здесь не годились. Слишком уж на коротких дистанциях они могли работать. Пока что я поддерживал свою репутацию среди восставших, организуя налеты на патрули. Не в одиночку, конечно. Потому что второе, что я осознал, попав на войну, так это то, что одиночка хорош только в вестернах. А в реальной жизни нужна организация. Прежде всего – разведка, которая подскажет, где цели и нет ли засады. Затем прикрытие, которое прикроет при отходе. Укрытие или средство эвакуации. Да и просто огневая поддержка. Каким бы неплохим стрелком я ни был (а я действительно оказался неплох на местном уровне), но стоять одному против пяти или шести стволов – это перебор. Лучше, если противник распределяет огонь по многим целям.

В общем, хотя громкая слава доставалась мне, а вернее Суворову-паше, реально мы действовали исключительно группой. Ядром группы были, разумеется, и армяне Данеляна (а порой и он сам участвовал), но и кроме них в разведке и прикрытии участвовали еще семеро критян. А поскольку терять мне их не хотелось, приходилось много и усиленно думать. Ну и тренировать всю группу, разумеется. И на стрельбу, и на бег, и на умение укрываться…

Причем в результате первых же тренировок выяснилось, что без меня наша группа сильно теряет в огневой мощи. Нет, стреляли все, и даже быстро, но вот по части попадать у них были проблемы. Черт, опять не так сказал… Нет, они попадали, разумеется. Особенно армяне. Попробуй-ка из дробовика промажь! Вот только дробовик – оружие ближнего боя. Тоже метров на тридцать, не дальше. А вот с дальнобойным оружием у нас было много хуже. Одни стреляли быстро, но садили при этом в белый свет, как в копеечку, другие вполне себе неплохо поражали цель, и даже точнее, чем я, но… Только в идеальных условиях. Если дадут улечься, не торопясь прицелиться и ничем не отвлекают…

И как с такими воевать, скажите на милость? Ведь если мы не сменим тактику, рано или поздно, то патруль нас обязательно засечет на более длинной дистанции, тут нам и настанет карачун. Какими бы ни были посредственными стрелки противника, положат всех. А мы и ответить не сможем!

Поэтому я и тренировался с винчестером. И группу свою, как мог, натаскивал. Вот только результаты у них пока были скромнее.

Так, а теперь серия из пяти мишеней. Бах-бах-бах, полусекундная пауза для переноса огня на более далекие мишени и снова – бах-бабах!

Хм… А что, неплохо! Даже с учетом паузы, из пяти секунд я точно не вышел. А все пять мишеней поражены.

Ну что ж, шабаш…

Ого! А это что? Возле мешка с припасами меня поджидал Карен. Хм… Какие-то срочные новости?

– Здравствуй, Юра-джан, здравствуй, дорогой! Смотрю, как ты стреляешь, и сердце радуется.

– И тебе не хворать! – улыбаясь, ответил я. Ну вот не мог я с ним говорить без улыбки. – Случилось что-то?

– Новости хорошие, Юра-джан! Очень странные!

– Ты давай рассказывай! А я сам решу, что там хорошее, а что – странное! – перебил я его, карикатурно изображая грозное начальство.

Я послушал. Новости и правда были хорошие. Этой ночью Карен с парнями ухитрились Чернильницу поймать. Дело было на другой стороне Ханьи, до дома Карена его вести было далеко, вот они добычу и поволокли в отряд. Чтобы, значит, тут, на месте, спокойно и с чувством писаря порасспросить о всяком-разном.

Довели только к утру, я как раз на тренировку умотал, поэтому Карен меня ждать не стал и вопросы писарьку в одиночку задавать стал. Ну какой этот Чернильница «герой» – всей Ханье известно. Так что пары грозных взглядов хватило, чтобы он раскололся и начал «петь».

На бывших бойцов Сотни мы охотились давно, еще с того памятного разговора, когда я Карену сгоряча пообещал, что уеду с Крита сразу, как только выкорчуем работорговцев, с которыми Сотня работала.

Вот только везло нам не особенно. Выжило их всего пятеро, причем четверо – раненых. Один из них от ран и умер. Еще одного, так и не оправившегося от ран, родня вывезла куда-то в метрополию. Третьего мои ребята случайно пристрелили, когда пытались его взять. Четвертый же, которого удалось взять живым, рассказал много интересного, но о том, кому Сотня продавала награбленные вещи и рабов, даже не догадывался. Он вообще был немного туповат, и даже о том, откуда Сотня берет деньги, особо не задумывался.