Американка

Пока Рита бушевала на веранде в Стеклянном доме, где некогда был прекрасный Зимний сад фрекен Эндрюс, она внутренним зрением видела странную картину — крыса, бегающая в колесе все кругом, и кругом, и кругом, — и эта крыса была она сама. А еще другая крыса, в другом колесе, которое тоже вертелось. Это была маленькая Дорис Флинкенберг. Ну почему, почему все должно было так случиться? Иного выхода в тот миг не существовало.

Так бывает, когда человек пьян.

Конечно, потом Рита пришла в себя и успокоилась — прежде, чем успела разрушить все до основания.

И естественно, ха-ха, потом они же сами все и убирали. «Четыре метлы и совок». По долгу службы.

Хотя никто и не догадался бы, что это Рита — и Сольвейг, чуть-чуть — устроили такой разгром в Стеклянном доме. Совсем взбесилась.

Через пару дней Дорис Флинкенберг выстрелила в себя на скале Лоре у озера Буле. Когда Рита услышала выстрел, она сразу догадалась, что произошло.

Вот так все было в свете всего этого. В свете всего этого все было так.

«Четыре метлы и совок». Спустя несколько дней после смерти Дорис Сольвейг пришла домой после работы в городе у моря, в том числе и в светлой квартире баронессы (той самой, порог которой Рита так никогда и не переступила).

— Она умерла, — спокойно сообщила Сольвейг. — Она уснула. Боюсь, не очень спокойным сном. Но, — и Сольвейг пожала плечами, — не всегда человек волен выбирать, как умрет.

Она говорила о баронессе. Которая испустила дух после долгой многолетней болезни.

Смерть Дорис

Я вышел разок на зеленый лужок
И повстречал девчонку, которой краше нет
И повстречал девчонку, которой краше нет,
                                         краше нет
И повстречал девчонку, которой краше нет

— Пусть это останется в прошлом, — сказала мама кузин Дорис Флинкенберг, когда та вернулась, проведя четырнадцать дней в доме на болоте. — Теперь ты снова дома. Ничего этого не было. Спи.

Возможно, она сказала не совсем так, но смысл был именно такой.

Все прошло и прощено. Дорис вернулась, и все будет так, как раньше.

О том, что произошло в доме на болоте, больше ни слова.

И это по ней было видно.

— Надо там убраться, — сказала Дорис Флинкенберг маме кузин. — Сандра… она уехала на Аланд. Или куда-то еще, может, в Нью-Йорк. Надо вставить стекло в окно… а то кто угодно может войти…

— Потом, — спокойно ответила мама кузин. — Потом. Иди наверх в свою комнату и поспи. Я поднимусь позже с таблетками.

Но Дорис не хотела принимать таблетки. Она не могла заснуть. Ей не хотелось спать. Дорис, с красным лицом, словно вареный рак.

— Господи, девочка, да у тебя, похоже, ожог третьей степени.

Мама кузин дала Дорис жирный крем, чтобы смазать покрасневшие места. Дорис смазала.

Свиш! — она подняла темные гардины, которые опустила мама кузин.

Кто-то ходил в саду. Она выглянула в окно и обнаружила у сарая мальчишек с ящиками пива. Она переоделась и пошла к сараю, там она встретила Мике Фриберга. Мирового парня, иными словами.

— Где ты пропадала целую вечность? — прошептал Мике Фриберг ей на ухо несколько часов спустя.

— Ты о чем? — прошептала Дорис в ответ, нежно и проникновенно.

И тут начинается главный рассказ. Лето, когда я встретила Мике. Она успела. В самом деле, было еще лето. Несколько дней до начала школы.

Но Дорис уже испытала все.

Она повзрослела, но, прежде всего, стала более печальной. Одинокой и испуганной Дорис. Смертельно напуганной. Разве по ней это было не видно?

Комок в животе.

— Пошли, мы уходим, — прошептал Мике, и они ушли из сарая. Прошли по Второму мысу к берегу и уселись на веранде лицом к летнему морю, которое вдруг притихло.

Раньше днем… неужели это произошло в тот же самый день?

Лиз Мааламаа и президенты.

Сандра мертвая-амеркианка-Вэрн.

Кто-то испортил мою песню, мама.

Неужели это было в тот же самый день? Когда еще мир был таким красивым и таким спокойным, как сейчас? Таким правильным, думала Дорис на веранде на берегу, рядом с Мике.

— Кажется, я в тебя страшно влюблена, — прошептала она.

Мике рассмеялся и снова поцеловал ее. Или как это называется — чмокнул?

«С ним так радостно», — думала Дорис. И это было правдой. Рядом с Мике Фрибергом становилось радостнее на душе.

И в глазах других. Мике Фриберг. Кто бы не захотел быть вместе с тем, кто может сыграть «Dazed And Confused» с начала до конца и с конца до начала?

Итак, с наступлением осенней четверти года подтвердилось то, что началось в доме на болоте, летом. Гадкий утенок превратился в лебедя, дитя озера — в Королеву Озера. Детское оперенье исчезло. Она не была худой, скорее — пухленькой, словно бы сформировалась, и светлые волосы до плеч отливали рыжиной.

Яблоко, упавшее с дерева. И это не было недозрелое шхерное яблочко.

Женщина. Созревшая.

Иногда, когда она смотрела на себя в зеркало, то сама начинала смеяться.

Неужели это она?

Она обещала мне свое сердце, она обещала мне свою руку.