Американка

Начав кричать, она не могла остановиться, просто не могла. И это было ужаснее всего.

Тут рядом оказалась Лорелей Линдберг. Испуганная и взволнованная, она вынырнула из метели, она потеряла меховую шапку, ее густые льняные волосы были все в снегу, а тушь растеклась по щекам длинными зелеными ручейками. Лорелей Линдберг умела забывать обо всем, когда играла, полностью отдаваться игре.

— Малышка. — Лицо Лорелей Линдберг сморщилось от тревоги и сострадания. — Что стряслось?

Но маленькая Сандра не могла ответить. У нее не осталось слов, она все еще не могла пошевелиться. Как это объяснить? Как сказать, чтобы другие поняли? Ничего не получалось. Так что она просто лежала, обратив лицо к небу, уже почти не различимому, и кричала словно резаный поросенок.

— Господи! Да прекрати же!

Если что и раздражало Лорелей Линдберг, так это дочкины истерики, уж больно часто они случались. Она старалась не очень-то обращать на них внимание, иначе бы научилась отличать один вид плача от другого; но одно было ясно: она не желала выслушивать их слишком долго.

Вот и на этот раз у нее быстро кончилось терпение. Она сердито схватила дочку и решительно вытащила ее из снега. Без всяких нежностей. Ей пришлось поднапрячься: Сандра стала такой тяжелой и вялой, она почти совсем ничего не чувствовала, словно тряпичная кукла. И как обычно, как случалось всякий раз, когда мама обращалась с ней жестче обычного, Сандра как будто бы отключилась, она словно и была в сознании, и в то же время — нет. Но на этот раз она отключилась не из самозащиты, чтобы оградиться ото всех, и не из жалости к себе. Наоборот. Ее грубо вытащили из снега — и пусть! Чары разрушились. Сандра испытала радость и облегчение.

Гнев Лорелей Линдберг сразу пропал. Она отпустила дочь — да, к той вернулась способность двигаться, она снова могла стоять на ногах — и уставилась на следы, оставшиеся на земле.

— Какой замечательный ангел! Ты сама его сделала?

Трудно было не заметить гордость в голосе Лорелей Линдберг, от злости и следа не осталось, а ее восхищение было таким же настоящим, как и недавняя досада. Лорелей Линдберг переводила взгляд с дочери на снежного ангела и обратно — с ангела на дочку и сияла от возбуждения. Словно это было нечто невиданное. Она повернулась и крикнула в метель, которая уже успела преобразить прекрасный пейзаж в расплывчатую серую кашу, где ничего нельзя было разглядеть дальше, чем на пару метров.

— Иди-ка полюбуйся, что сделала Сандра! Сама!

И сразу же из снежной метели, из свиста ветра, который заглушал все остальные звуки, появился он. Он был возбужденной гориллой — чуть ссутулившейся, лоб в морщинах, а руки болтаются спереди как плети, почти касаясь земли. Он бежал прямиком к Лорелей.

— Вот идет снежная горилла, сейчас она тебя схватит! — рычал Аландец. — Уф! Это нападение! Обезьяна вернулась!

— Прекрати! Фу! — завопила Лорелей, но было поздно. Никто не успел и рта раскрыть, как Аландец снова набросился на нее, оба потеряли равновесие и повалились на землю, где принялись кататься взад и вперед, драться и хохотать — прямо на снежном ангеле, от которого, конечно, вскоре не осталось и следа.

Не успела Сандра испытать миг триумфа, как все кончилось. Не успела она сделать ангела (и чего ради? Стоило спросить себя об этом), как его стерло с поверхности земли.

Тогда Сандра снова вышла из себя. Но на этот раз все было как обычно. Так она выходила из себя в присутствии родителей много раз прежде.

— Вы его растоптали! — закричала она и расплакалась. Слезы брызнули у нее из глаз, она присела на корточки на снег и заревела в три ручья. Сапоги-луноходы не удержали тела, так что она упала на спину и застыла в странной позе, полусидя на земле; на самом деле это было неудобно, и она расплакалась еще сильнее.

В конце концов ее родители опомнились. Наконец-то они прекратили свои игры. Лорелей Линдберг подбежала к Сандре и попыталась обнять ее, но та принялась бешено отмахиваться и разошлась еще сильнее.

— Господи, дорогуша! — попыталась Лорелей Линдберг. — Успокойся. Это была просто игра.

Но Сандра не успокаивалась, теперь уже ничто не помогало, меньше всего то, что пытались ей сказать. Теперь все было разрушено, Сандра была безутешна. Аландец и Лорелей Линдберг стояли растерянные и беспомощные перед дочерью, словно два придурка в этой мрачной метели.

Но, конечно, не слишком долго. Как уже говорилось, Лорелей Линдберг не отличалась ангельским терпением, особенно когда это касалось истерик ее дочери, которые случались довольно часто.

— Господи, деточка! — крикнула она наконец. — Возьми себя в руки! Я же сказала, что это была просто игра. Во всяком случае ТЕПЕРЬ я не собираюсь стоять тут и глазеть на тебя — ни секундой больше!