Внезапно благоухание сада стало его душить. Он вышел через дверь в смотровой салон, где в широком иллюминаторе открывалось черное великолепие космоса. Напротив располагались экраны. Хуан и Аттила быстро нашли общий язык; Платон и Овидий препирались; Шекспир задумчиво молчал; Лидия с беспокойством смотрела на мужа. А он смотрел на россыпь звезд.
— Которая из них — наш мир? — спросила Лидия.
— Вот эта, — показал он.
— Такая маленькая… Так далеко…
— Я лечу только несколько часов. Она станет еще меньше.
У него не было времени найти их. Когда раздался сигнал тревоги, члены его семьи находились кто где — Лидия и Линке отдыхали у Южного полярного моря, Марк работал в археологической экспедиции на Западном плато. Интеграторная сеть сообщила о возникновении «ситуации С» — оставить планету в течение девяноста минут или принять смерть. Войска хунты достигли столицы и осадили дворец. Спасательный корабль находился наготове, собирая пыль в подземном ангаре. Связаться с Хуаном не удалось. Связаться не удалось ни с кем. Шестьдесят из драгоценных девяноста минут ушли на бесплодные попытки разыскать друзей. Он взошел на корабль, когда над головой уже свистели пули. И взлетел. Один.
Но с ним были кубики.
Изощренные творения. Личность, заключенная в маленькую пластиковую коробку. За последние несколько лет, по мере того как неизменно росла вероятность «ситуации С», Войтленд сделал записи всех близких ему людей и на всякий случай хранил их на корабле.
На запись уходил час; и в кубике оставалась ваша душа, лично ваш набор стандартных реакций. Вложите кубик в приемный паз, и вы оживете на экране, улыбаясь, как вы обычно улыбаетесь, двигаясь, как вы обычно двигаетесь… Всего лишь матрица, порождение компьютера, но запрограммированная участвовать в разговоре, усваивать информацию и менять свои мнения в свете новых данных — короче, вести себя как истинная личность.
Создатели кубиков могли предоставить матрицу любого когда-либо жившего человека или вымышленного персонажа. Почему бы и нет? Вовсе не обязательно копировать программу с реального объекта. Разве трудно синтезировать набор реакций, типичных фраз, взглядов, ввести их в кубик и назвать получившееся Платоном, Шекспиром или Аттилой? Естественно, сделанный на заказ кубик какой-нибудь исторической личности обходился дорого — сколько потрачено человеко-часов работы! Кубик чьей-нибудь усопшей тетушки стоил еще дороже, так как мало шансов существовало на то, что он послужит прототипом для других заказов. Но каталог предлагал широкий ассортимент моделей, и Войтленд, оснащая свой корабль, выбрал восемь из них.
Сотоварищи-путешественники по долгому одинокому пути в изгнание, который, он знал, рано или поздно ему предстоит. Великие мыслители. Герои и злодеи. Он тешил себя надеждой, что достоин их общества, и отобрал самые противоречивые личности, чтобы не лишиться рассудка во время полета. В окрестностях Мира Бредли не было ни одной обитаемой планеты. Если когда-нибудь придется бежать, бежать придется далеко.
Из смотрового салона Войтленд прошел в спальную каюту, оттуда на камбуз, потом в рубку. Голоса следовали за ним из помещения в помещение. Он мало обращал внимания на их слова, но им, казалось, было все равно. Они разговаривали друг с другом — Лидия и Шекспир, Овидий и Платон, Хуан и Аттила, — как старые друзья на вселенской вечеринке.
— …поощрять массовые грабежи и убийства. Не ради насилия, нет, но, по моему убеждению, чтобы ваши люди не потеряли порыв, если можно так выразиться…
— …такая печальная сцена, когда принц Хэл делает вид, что не узнает Фальстафа. Я плачу всякий раз…
— …рассуждая о поэтах и музыкантах в идеальной республике, я делал это, смею вас заверить, без малейшего намерения жить в подобной республике самому…
— …короткий меч, такой, как у римлян, вот лучшее оружие, но…
— …мозг полон мужчин и женщин, и твоя задача — позволить им обрести свободу на страницах…
— …резня как метод политической манипуляции…
— …мы с Томом читали ваши пьесы вслух…
— …доброе густое красное вино, чуть разбавленное водой…
— …но больше всех я любил Гамлета, как к сыну родному…
— …топор, ах, топор!..
Войтленд закрыл пульсирующие глаза. Он понял, что путешествие только началось, что еще очень рано для общества, очень рано, очень рано. Идет лишь первый день. Мир потерян в мгновение ока. Нужно время, чтобы свыкнуться с этим, время и уединение, пока он разбирается в своей душе.
Он начал вытаскивать кубики из паза — сперва Аттилу, затем Платона, Овидия, Шекспира. Один за другим гасли экраны. Хуан подмигнул ему, исчезая; Лидия промокала глаза, когда Войтленд выбрал ее куб.
В наступившей тишине он почувствовал себя убийцей.