Американская фантастика

Пью перепрыгнул через разлитый аквавит и прижал Кафа к койке. Мускулистое тело отбросило его. Мартин навалился ему на плечи. Каф кричал, боролся, задыхался, его лицо почернело.

— Кислород! — скомандовал Пью. Пальцы инстинктивно отыскали нужный шприц. Пока Мартин держал маску, он вонзил иглу в нервный узел, возвращая Кафа к жизни.

— Вот уж не думал, что ты это умеешь, — сказал Мартин, переводя дыхание.

— Мой отец был врачом. Но это средство не всегда помогает, — ответил Пью. — Жаль, что не пришлось допить аквавит. Не пойму, землетрясение кончилось?

— Не думай, что только тебя трясет. Толчки еще продолжаются. Хотя и слабеют.

— Почему он задыхался?

— Я не знаю, Оуэн. Загляни в книгу.

Каф стал дышать ровнее, и лицо его порозовело, только губы по-прежнему оставались темными.

Они наполнили бокалы бодрящим напитком и вновь сели возле него, раскрыв медицинский справочник.

— Под рубрикой «шок» или «ушиб» ничего не говорится о цианозе или удушье. Но не мог же он чего-нибудь наглотаться, ведь на нем скафандр. — Пью с досадой бросил книгу на ящик. — Этот справочник нам так же полезен, как «Бабушкина книга о лекарственных травах»…

Книга не долетела — видимо, либо Пью, либо ящик еще не обрели спокойствия.

— Почему он не подал сигнала?

— Не понял.

— У тех восьми, что остались в шахте, не было на это времени. Но ведь он-то и девушка находились наверху. Может, она стояла у входа, и ее засыпало камнями. Каф же оставался снаружи, возможно, в дежурке. Он вбежал в туннель, вытащил ее, привязал к сиденью флаера и поспешил к куполу. И за все это время ни разу не нажал кнопку тревоги. Почему?

— Наверное, из-за удара по голове. Вряд ли он вообще осознал, что девушка мертва. Он потерял рассудок. Но даже если он и соображал, не думаю, чтобы он стал нам сигналить. Они ждали помощи только друг от друга.

Лицо Мартина напоминало индейскую маску с глубокими складками у рта и глазами цвета тусклого антрацита.

— Ты прав. Представляешь, что он пережил, когда началось землетрясение и он оказался снаружи один…

В ответ Каф закричал.

Он свалился с койки, задыхаясь, судорожно размахивая рукой, сшиб Пью, дополз до кучи ящиков и упал на пол. Губы его были синими, глаза побелели. Мартин снова втащил его на койку, дал вдохнуть кислорода и склонился над Пью, который приподнялся, вытирая кровь с рассеченной скулы.

— Оуэн, ты жив? Что с тобой, Оуэн?

— Я думаю, все в порядке, — сказал Пью. — Зачем ты трешь мне физиономию этой штукой?

Он показал на обрывок перфоленты, измазанный кровью. Мартин отшвырнул его.

— Мне показалось, что это полотенце. Ты разбил щеку об угол ящика.

— У него прошел припадок?

— По-моему, да.

Они посмотрели на Кафа, лежавшего неподвижно. Его зубы казались белой полоской между черными приоткрытыми губами.

— Похоже на эпилепсию. Может быть, поврежден мозг?

— Вкатить ему дозу мепробамата? Пью покачал головой.

— Я не знаю, что было в противошоковом уколе. Не хотелось бы давать слишком большую дозу.

— Может, он проспится и все пройдет?

— Я и сам бы не прочь поспать. Еле на ногах держусь.

— Тебе нелегко пришлось. Иди, а я подежурю.

Пью промыл порез на щеке, снял рубашку и остановился.

— А вдруг мы могли что-то сделать — хоть попытаться…

— Они умерли, — мягко, но настойчиво сказал Мартин.

Пью улегся поверх спального мешка и вскоре проснулся от страшного клокочущего звука. Он встал, пошатываясь, нашел шприц, трижды пытался ввести его, но это ему никак не удавалось. Затем начал массировать сердце Кафа.

— Дуй ему в рот! — приказал он, и Мартин подчинился.

Наконец Каф резко втянул воздух, пульс его стал равномерным, напряженные мышцы расслабились.

— Сколько я спал? — спросил Пью.

— Полчаса.

Они стояли, обливаясь потом, земля содрогалась, купол то покачивался, то сжимался. Либра снова вытанцовывала свою проклятую польку, свой танец смерти. Солнце, поднявшись повыше, стало еще больше и краснее; скудная атмосфера была насыщена газом и пылью.

— Что с ним творится, Оуэн?

— Боюсь, что он умирает вместе с ними.

— С ними… Но они мертвы, все до одного, я же сказал.

— Девять умерло. Раздавлены или задохнулись. Но все они в нем, и он в каждом из них. Они умерли, и теперь он умирает их смертями, одной за другой.

— Господи, какой ужас!

Следующий приступ был примерно таким же, но пятый — гораздо хуже. Каф рвался и бился, силясь что-то сказать, но слов не было, словно рот его набили камнями и глиной. После этого приступы стали слабее. Но и сам Каф ослаб. Восьмой приступ начался в половине пятого. Пью и Мартин бились целый час, стараясь удержать жизнь в теле, которое без сопротивления уплывало в царство смерти. Им это удалось, но Мартин сказал, что следующего приступа Каф не переживет. Так бы оно и вышло, но Пью, прижавшись ртом к его рту, нагнетал и нагнетал воздух в опавшие легкие, пока сам не потерял сознание.

Когда он очнулся, купол матово светился, хотя свет не горел. Пью прислушался и уловил дыхание двух спящих мужчин. Потом он заснул, и его разбудил только голод.