Американская империя

Учитывая эту реальность – отчаянную, ожесточенную борьбу за ресурсы, ограниченные контролем элиты, – я возьму на себя смелость объединить эти 99 %, назвав их «народом». Я пишу историю, в которой предпринимается попытка показать их отодвинутый на второй план, полузабытый общий интерес. Подчеркнуть единство 99 % граждан страны, заявить о глубоком противоречии их чаяний устремлениям 1 % американцев – значит сделать именно то, чему правительства США и поддерживающая их богатая элита, начиная с отцов-основателей и до наших дней, изо всех сил пытались помешать. Дж. Мэдисон страшился «фракции большинства» и надеялся, что новая Конституция США сможет обуздать ее. Он и его коллеги начали Преамбулу этого документа словами «Мы, народ…», заявляя, что новое правительство защищает интересы каждого, и полагая, что этот миф, принятый как факт, обеспечит «внутреннее спокойствие» в государстве.

Это притворство длилось много поколений, чему способствовали всеобъемлющие вещественные или словесные символы: флаг, патриотизм, демократия, национальный интерес, национальная оборона, национальная безопасность. Лозунги проникали в американскую культуру, подобно тому как появившиеся на равнинах Запада крытые фургоны ставились кругом, откуда пользовавшийся некоторыми привилегиями белые американцы могли стрелять на поражение во внешнего врага: индейцев, чернокожих, иностранцев или других белых, слишком бедных, чтобы получить допуск внутрь этого круга. Организаторы каравана наблюдали за происходившим с безопасного расстояния, а когда бой заканчивался и поле было усеяно трупами с обеих сторон, они захватывали этот участок земли и готовились к следующей экспедиции на другую территорию.

Схема никогда полностью не срабатывала. Революция и Конституция, хотя и представляли собой попытку внести стабильность, обуздав классовую вражду колониального периода, при этом обратив в рабство чернокожих, а также уничтожив или изгнав индейцев, не имели стопроцентного успеха, если судить по восстаниям арендаторов, мятежам рабов, аболиционистской агитации, феминистским волнениям, партизанской войне, которую вели индейцы в годы, предшествовавшие Гражданской войне. После ее окончания сформировалась новая коалиция южной и северной элиты, тогда как на Юге представители низших классов – белые и чернокожие – были вовлечены в расовый конфликт; на Севере враждовали американские рабочие и рабочие-иммигранты, а фермеры расселялись по просторам страны, в то время как капиталистическая система укрепляла свои позиции в промышленности и правительстве. Но началось восстание среди индустриальных рабочих и широкомасштабное оппозиционное движение фермеров.

На рубеже XIX–XX столетий в условиях модернизированной промышленности насильственное усмирение чернокожих и индейцев и использование выборов и войны для поглощения и отвлечения белых мятежников оказались недостаточными, чтобы помешать великому наступлению социализма и массовой борьбе трудящихся, имевших место перед началом Первой мировой войны. Ни эта война, ни относительное процветание в 20-х гг., ни кажущееся окончательным подавление социалистического движения не смогли предотвратить, когда разразился экономический кризис, возникновения следующего радикального пробуждения, еще одной волны восстаний трудящихся, которые происходили в 30-х гг.

Вторая мировая война создала новое единство, за которым последовала на первый взгляд успешная попытка погасить в атмосфере холодной войны мощный радикальный настрой военных лет. Но затем неожиданно накатила волна 60-х, поднятая людьми, которые считались давно подавленными или оттесненными на задний план: чернокожими, женщинами, индейцами, заключенными, солдатами, – и воз ник новый радикализм, угрожавший широко распространиться среди населения, разочарованного войной во Вьетнаме и политикой времен «Уотергейта».

Изгнание Р. Никсона, празднование Двухсотлетия[250], президентство Картера – все было направлено на реставрацию. Но восстановление старого порядка не могло решить проблем неуверенности и отчуждения, обострившихся в годы правления Рейгана и Дж. Буша-старшего. Избрание в 1992 г. президентом страны Билла Клинтона и связанное с этим расплывчатое обещание перемен не оправдали оптимистических надежд.

В условиях постоянных тревожных симптомов для истеблишмента – этого беспокойного клуба крупных бизнесменов, генералов и политиков – крайне важно поддерживать историческую иллюзию национального единства, согласно которой правительство представляет весь народ, а общий враг находится за морем, а не внутри страны, где экономические или военные бедствия являются всего лишь досадными ошибками либо трагическими случайностями, подлежащими исправлению членами того же клуба, который и породил эти несчастья. Для истеблишмента также важно удостовериться в существовании только искусственного единства самых привилегированных граждан с теми, кто имеет небольшие льготы, тогда как 99 % населения по-прежнему остаются расколотыми бессчетными способами и вымещают свое недовольство друг на друге.