Каким-то образом я знала, что будет дальше; я знала, что он произнесет. Точно так же он просил позволения дотронуться до меня, ему нужно было знать, что допускается делать. Он хотел удостовериться, что я была достаточно взрослой, и то, что мое согласие имеет законную силу.
Мне хотелось соврать. Мне
Но я не была лгуньей.
И к тому же я
Кроме всего прочего, я была уверена: он бы узнал, что я лгу. Как только эти зеленые глаза взглянут на меня, он узнает о каждой лжи и недосказанности.
— Скажи, что тебе есть восемнадцать, — прошептал он.
— Нет.
— Черт.
Он наклонил мою голову к себе, и, в конце концов, его рот накрыл мой.
Я никогда не целовала ни парня, ни девушку, никогда даже не пробовала, и теперь меня касались крепкие и теплые губы мужчины, настойчивые и требовательные. Если бы я могла мыслить трезво, то меня бы взволновала моя неопытность, что я плохо целуюсь, что вела себя смехотворно и неловко в обществе прекрасного незнакомца. Но я не могла мыслить ясно, единственное, о чем я могла думать, — отдельные слова:
Колчестер знал. Так и должно было быть.
Одна теплая рука обхватила затылок, а другая прижалась к пояснице, и твердые губы раскрыли мои. Я ахнула, когда почувствовала чужой язык у меня во рту.
Он был мягким — нежным, шелковым и теплым. Каждое нервное окончание было пугающе живым, будто этот мужчина стал для меня первой необходимостью.
И все это только благодаря его языку.
Вдохнув, я шире приоткрыла губы. Колчестер прижимал меня ближе, настолько близко, что я потеряла бы равновесие, если бы он отпустил меня. Это казалось столь правильно — прикасаться к нему. Мне хотелось предложить этому мужчине каждый дюйм моей кожи. Мою шею, грудь, бедра… все.
Эта мысль придала мне смелости, я поняла, что хочу ответить. Мужчина застонал, когда я облизнула его губы, а почувствовав, как его тело содрогнулось, я сделала это снова.
На вкус его губы были сладкими и гладкими, как мята и джин, и чем больше я целовала, тем сильнее ощущала соленый привкус моей крови. Мой палец кольнуло из-за ранки, мне захотелось, чтобы Колчестер снова его коснулся, и поэтому я прижала палец к мужским губам.
Его глаза вспыхнули. Он накрыл губами мой палец и начал посасывать. Между ног что-то запульсировало. А потом его горячие губы оказались на моей шее, покрывая поцелуями ключицу, покусывая мочку уха.
— Грир, — выдохнул он. — боже, откуда ты?
А потом Колчестер лбом уперся в мою шею.
— И почему тебе не восемнадцать? — пробормотал он мне в кожу.
— Сколько тебе? — спросила я.
Он поднял голову, в его глазах отражалось сожаление и смирение.
— Двадцать шесть.
Хватка на мне ослабла, его руки соскользнули с моего тела. Почувствовав свободу, я громко выдохнула — звук, полный боли и потери. Колчестер выдохнул, будто его ударили в живот.
— Пожалуйста, — просила я. — Пожалуйста.
Он нервно вздохнул.
— Ты не понимаешь, чего просишь.
— Мне все равно. Все… я позволю тебе сделать все.
— Я верю. Вот именно поэтому ты так опасна.
Мы смотрели друг на друга, я поднесла пальцы к моим губам, которые все еще были покрасневшими, теплыми, опухшими и мягкими.
— Это был мой первый поцелуй, — сказала я, больше обращаясь к себе, чем к нему.
Его собственные губы раскрылись от удивления.
— Правда?
— Я не…
— Да. Ты подарил мне первый поцелуй.
Его темно-зеленые глаза сверкали, как будто горел летний лес, и я подумала, что в тот момент, это пламя коснулось меня. А сама мысль о том, что он может быть первым у меня, еще сильнее разожгла желание. Но в тот же миг открылась дверь, и в библиотеку вошел Мерлин Рис.
Мы оба застыли, а затем он отступил назад и откашлялся.
— Мерлин, привет. Ах, это Грир… гм…
— Грир
— Грир Галлоуэй как вице-президент Галлоуэй? — спросил меня он, его мужественное лицо выглядело заинтересованно и уязвимо.
—