Американская мечта

Она пристально поглядела на меня. Наступила пауза, самая длинная пауза во всем разговоре. Она длилась так долго, что, казалось, в комнате зазвенел сам воздух.

– Стивен, – сказала она, – я знакома с Келли.

– Ты с ним знакома?

– Это он взял меня с собой в Лас-Вегас.

И вновь передо мной возникло то же видение, что и в постели Руты: город в пустыне с огнями, горящими на заре.

– Я не хочу больше говорить об этом, – сказала она. И как будто это разоблачение раздело ее догола, пшеничного цвета халат медленно распахнулся, мрачно и многозначительно.

– Но как ты могла? – вырвалось у меня.

– Он привлекательный мужчина.

– Он смешной до омерзения.

– Вот уж нет.

И в самом деле это было не так. Разумеется, не так. Вернее, как-то иначе. Мне показалось, что мы с Келли купаемся в чьей-то крови. И ощущение невозможности принадлежать самому себе, оккупации и замещения моего «я» Деборой – ощущение, овладевшее мною за пять минут до того, как я ее убил, вернулось ко мне. Вновь запахло убийством. И это напугало меня. Само предположение, что чувства, которые я испытывал, когда мы занимались любовью, были только моими чувствами и Шерри вовсе не разделяла их, – само это предположение наполнило меня жаждой крови. Ибо как человеку отличить любовь от дьявольского наваждения?

Но затем, как ребенок, я сказал себе: «Дьявол летать не умеет». Эти розы, омытые морскою волною, этот ангел, скользнувший сюда…

– Как ты думаешь, ты забеременела сегодня?

– Думаю, да.

Ничто в комнате не шелохнулось. Если она солгала мне, значит, мне суждено умереть слепцом, или же она само исчадие ада. Мгновенья бежали за мгновеньями. Я вновь чувствовал нежность.

– Мальчик или девочка?

– Знаете, мистер, – сказала она, – я вам так скажу: или мальчик, или девочка.

Но нам предстояли операции, без которых невозможно обойтись. Я обладал практичным дикарством любовника.

– Давай-ка выкладывай до конца, – сказал я.

– Но я уже выложила.

– Не все.

Я видел, как в ее душе поднимается некая буря, со вспышками той загорелой чувственной гордости, с которой она пела свои песенки прошлой ночью. Но возобладала кротость.

– Ладно, – сказала она.

– Это не первая беременность?

– Нет.

– От Келли?

– Да.

– Что случилось с ребенком?

– Я его не оставила.

– А еще?

Она промолчала.

– От Шаго Мартина?

– Да.

– И побоялась оставить?

– Шаго побоялся.

– Когда это было?

– Три месяца назад. – Она кивнула. – Три месяца назад. А на прошлой неделе я с ним порвала.

Однажды, под ливнем, я наблюдал, как рождается ручей. Вода текла со всех сторон и собиралась в ямку размером не больше листа. Ямка заполнилась, и образовался ручеек. Он побежал вниз по склону холма между участками травы и сорняков, завернул в сторону, побежал в ущелье и влился в маленькую речку. Он не знал, что сам не был рекой. Вот так же слезы хлынули сейчас по щекам Шерри. Они собрались в какой-то ямке горя, в какой-то горькой полости, поднялись к глазам, хлынули по щекам, упали на обнаженную грудь, упали на бедра и в пах – чайная ложка десятилетней печали.

– Прости, – сказала она и принялась рыдать в голос, – я думала, что у меня никогда не будет детей. Доктор, которого послал ко мне Келли, намекнул, что что-то у меня не в порядке, и я никогда не пыталась выяснить, в чем дело. Я просто все эти годы не залетала. А с Шаго залетела. И он взбесился. Он сказал, что я белая ведьма, – а ведь мы прожили с ним так долго.

– А тебе самой не хотелось его оставить?

– Я не решалась. И потом, знаешь ли, я изменяла ему.

– С Тони?

– Да.

– Чего ради?

– По привычке, наверное.

– По привычке, так твою мать. А почему с Тони? Что в нем такого?

Она покачала головой. Казалось, она испытывает физическую боль.

– В Тони есть нечто привлекательное. Можешь мне поверить.

– С какой стати?

– Я так мучилась. Шаго бывал чудовищно жесток.

И это решило все. Она опустила голову на стол и предалась своему горю. Я погладил ее по волосам. Прекрасные, наверно, были когда-то волосы, но визиты в парикмахерскую несколько огрубили их шелк. Пока она рыдала, я слышал эхо маленьких недоговорок нашей беседы, каждой паузы в ее рассказе. «Господи Боже мой», – сказала она наконец, подняла голову и попробовала улыбнуться. У нее был расслабленный вид, какой бывает после секса или после пережитого горя и крайнего физического истощения.

– Дай мне сигарету, – сказала она.

И я протянул ей сигарету, предварительно раскурив ее.

– А как насчет меня? – спросил я. Было явным ребячеством ожидать ответа в такой ситуации. – Удалось ли мне зацеловать раскрытую рану? Тебе было хорошо?

– Не больно-то распинайся.

– Но мне надо знать.

– С тобой у меня что-то произошло.

– А что именно?

Она покачала головой.

– Зачем ты настаиваешь? Накличешь несчастье. Ну, раз уж ты настаиваешь. Видишь ли, Стив, это произошло именно с тобой. С тобой у меня был оргазм. Никогда раньше такого не случалось. Ну и будь доволен. – Но в ее словах проскальзывала тень какой-то печали, как будто я был не тем человеком, а квартира эта не тем самым местом, с кем и где это должно было произойти.

– А что ты имеешь в виду, говоря «никогда»? – Мне очень хотелось, чтобы она повторила.