– Я не собираюсь ничего говорить. Просто хочу, чтобы ты перестал валять дурака. На похоронах мы с тобой должны стоять плечом к плечу. Иначе все пропало. Люди решат, что ты убил Дебору.
– Да поймите же вы, мне в самом деле безразлично, что решат люди. Мне не до них. – Рука у меня задрожала, чтобы придать себе сил, я добавил: – Кроме того, даже если я пойду на похороны, они все равно решат то же самое.
– Да наплевать мне, что они решат. Мне важно, что они станут говорить,
– Келли произнес это внешне спокойно, но на лбу у него пульсировала жилка.
– Вот уж не думал, что придется тебе это растолковывать. Все, что происходит на глазах людей, вообще не в счет. Важно лишь то, что разыгрывается на публике. В этом мы должны быть безупречны. Нашим появлением на публике мы дадим понять друзьям и врагам, что у нас еще хватает сил контролировать ситуацию. А это будет не так просто, учитывая всеобщий ажиотаж. Знаешь ли, совершенно не важно, думают люди, что ты убил Дебору, или не думают. Важно, чтобы они поняли, что мы в силах замести следы и не выпускать ситуацию из-под контроля. Если ты не придешь на похороны, поползут такие сплетни, что нам никогда не удастся добиться главного.
– Чего именно?
– Стать друзьями.
– Келли, я понимаю, что у вас был трудный день…
– Мы ближе друг к другу, чем ты думаешь. Я в этом уверен. – Он огляделся по сторонам. – Пойдем-ка в библиотеку. – Это была самая большая комната в апартаментах Келли, служившая ему спальней, гостиной и хранилищем антиквариата. – Пошли, там мы сможем поговорить спокойней. Та комната лучше подходит для того, что я собираюсь тебе рассказать. Я намерен поведать тебе некую весьма длинную историю. Длинную и отвратительную. И библиотека самое подходящее место для этого. Может, тебе она и не по вкусу, но мне нравится. Единственное место во всем Нью-Йорке, которое я могу назвать своим.
Ему принадлежал дом на восточных Шестидесятых улицах, но там он никогда не бывал. Дом стал своего рода больницей для Дебориной матери, которая была прикована к постели, давно жила отдельно от Келли и не разговаривала с Деборой с того времени, как мы поженились.
– Пошли. Мне все равно, – сказал я.