Уилбер толкнул дверь «пиэкса». Перед ними развернулась выставка всех, какие только есть на свете, американских товаров, залитых празднично ярким светом. Длинные прилавки сверкали и искрились. Патрик смутно почувствовал, что ему кого-то не хватает здесь. Его переполнял восторг. Стараясь казаться невозмутимым, он сделал вид, что отряхивается от капель дождя. Ему чудилось, будто он вернулся в детство, вновь стал ребенком, и потрясение, которое он испытывал, непомерно велико для его тела.
Все, что лежало перед ним, он видел когда-то в ошметках на дне мусорных баков. Реальность оказалась куда более ослепительной, чем он мог предположить. Резкий неоновый свет только приумножал все это изобилие. Он уже сам по себе был феерией, сокровищем над сокровищами. В долине Ханаана текут молоко и мед. Уилбер доставал доллары из кармана куртки и совал их Патрику.
—
Патрик стал отказываться. Уилбер его не слушал.
—
И Уилбер Хамфри Каберра пошел вдоль прилавков выбирать товары.
Патрик шел следом, принимая подарки: жесткие «стоячие» джинсы
—
Не успел он договорить, как Уилбер Каберра натянул ему на голову коричневый бумажный мешок от «пиэкса». И сказал, чтобы он, Патрик, спешил воспользоваться его услугами, ибо меньше чем через месяц Большой Чарли выставит их вон (
Бумажный мешок отрицательно покачался из стороны в сторону.
Уилбер обхватил мешок руками и шумно чмокнул его в том месте, где находился лоб Патрика.
—
Патрик вернулся домой. Вошел к себе в комнату. Задыхаясь от счастья, разложил на кровати новые джинсы, пояс, «оксфордскую» рубашку с воротничком на пуговицах, а на столике у изголовья постели — комиксы.
Было шесть часов вечера. Он начал готовиться к концерту в Дрё, для которого им предоставили помещение городского театра. Впервые их группе предстояло играть на настоящей сцене. Он принял ванну.
Когда он вышел из ванной в одних трусах, с полотенцем в руке, в комнате стояла госпожа Карьон. Она разглядывала одежду из «пиэкса», подаренную ее сыну Уилбером.
— Эта куртка просто великолепна. У тебя невероятно щедрый друг, — сказала она. — Мы тоже приготовили тебе сюрприз. В воскресенье отпразднуем твое восемнадцатилетие. Я сделаю тушеное мясо.
— Мать, мне надо одеться.
Госпожа Карьон вышла из комнаты.
Патрик с наслаждением расправил куртку, лежавшую на кровати рядом с несгибаемыми штанинами джинсов
Он сердито спросил сына, почему тот уже несколько месяцев не посещает лицей.
— Я репетировал вместе с Риделлом, мы готовились к сегодняшнему концерту в Дрё, — ответил Патрик, тоже начиная сердиться.
— Ты мне ничего об этом не говорил.
— Я предупреждал мать.
Доктор Карьон решительно сказал:
— Ты не поедешь в Дрё.
Патрик резко повернулся к отцу. Он побелел как полотно. Бурно жестикулируя, он заговорил:
— Папа, это исключительный концерт. Наше самое большое выступление. Дрё — это тебе не какое-нибудь захолустье. Мы играем всемером. Притом в театре. Дай мне уйти, прошу тебя! Через десять минут я должен встретиться с Риделлом в гараже у Маллера. А мне еще нужно одеться!
Патрик замолчал и, схватив джинсы, стал натягивать их.
— Что ты делаешь? — спросил его отец.
Патрику никак не удавалось застегнуть медные пуговицы на ширинке своих новых джинсов.
— Я одеваюсь. Ты же не слушаешь, что я говорю. Это будет наш первый настоящий концерт. А я уже опаздываю.
И Патрик схватил ковбойский ремень, чтобы продеть его в широкие петли на поясе
Доктор сказал, повысив голос:
— Патрик! Экзамен на бакалавра всего через шесть дней. Ты никуда не пойдешь!
И он крикнул в полный голос:
— Ты останешься дома!
Патрик изумленно взглянул на отца, держа ремень в руке. Потом ответил непристойным жестом.
Доктор Карьон вырвал ремень из рук сына и жестоко хлестнул его сперва по груди, потом по лицу.
На щеке Патрика выступила кровь; он жалобно воскликнул:
— Папа! Папа!
Доктор Карьон отшвырнул ремень, подошел к сыну и взглянул на раны. Ничего страшного. Патрик был бледен, кровь каплями сочилась из царапины на щеке.