Американская пастораль

Хватает, нарушая правила, футбольный мяч, носит такие рубашки, малюет такие картинки, трахает жену соседа — и все-таки умудряется выглядеть сдержанным и непознанным. Сплошная видимость и увертки. Он стремится найти свой стиль, сказала однажды Доун. На поверхности — джентльмен, по сути — крыса. Демон, таящийся в душе его жены, — пьянство, демоны, терзающие его душу, — сластолюбие и зависть. Герметично закрытый, вылощенный и хищный. Агрессивность, и очень мощная, досталась ему от предков, но он со своими безукоризненными манерами пошел еще дальше. Гуманно заботится о сохранении окружающей среды и расчетливо высматривает добычу, оберегает то, что дано от рождения, и тихо подбирается к тому, что не дано. Воспитанный дикарь Уильям Оркатт. Получившее воспитание скотство. Нет, я предпочитаю коров.

— Предполагалось осмотреть его послеужина. Когда установим шпиль. Разве он смотрится без шпиля? Мне это кажется невероятным.

Разумеется, он стремится остаться непознанным. Это дает возможность ловко идти по жизни, накладывая лапу на красивых чужих жен. Почему, увидев их на кухне, он постеснялся размозжить головы этой парочки увесистой сковородкой?

— Нет-нет, он смотрится. Впечатление сильное, — откликнулся Швед и затем, не умея, как всегда с Оркаттом, вовремя остановиться, прибавил: — Макет интересный. Теперь я понял, как задумана игра света. Свет омывает стены. Это будет эффектно. Думаю, вы заживете там очень счастливо.

—  Вызаживете, — со смехом поправил Оркатт.

Но Швед не услышал собственной оговорки. Не расслышал, потому что вдруг оказался во власти мыслей о том, что нужно было сделать, и о том, где он дал слабину.

Он должен был перебороть ее. Ни в коем случае нельзя было оставлять ее там. Джерри прав. Нужно ехать в Ньюарк. Немедленно. Взять с собой Барри. Вдвоем они управятся и привезут ее на машине сюда, в Олд-Римрок.

А если там Рита Коэн? Убью. Если она ошивается около моей дочери, оболью эту дыбом стоящую шапку волос бензином — и подожгу. Рушит жизнь моей дочки. Показывает мне ее мохнатку. Уничтожает мою детку. Да, вот слово: уничтожает. Они уничтожают ради удовольствия уничтожать. Взять с собой Шейлу. Взять Шейлу. Спокойно. Взять Шейлу в Ньюарк. Мерри послушает Шейлу. Шейла поговорит с ней и убедит, что необходимо уйти из той мерзкой каморки.

— …и пусть наша интеллектуальная гостья все понимает превратно. Откровенная грубость, с которой она на старинный французский манер расправляется с буржуазией… — Оркатт делился со Шведом своим восторгом по поводу фраппирующих заявлений Марсии. — То, что она плюет на регламент званых обедов, запрещающих убежденно высказываться по какому-либо поводу, я думаю, безусловно, делает ей честь. И все же забавно, всегда забавно, насколько пустословие тесно соседствует с умом. У нее нет ни малейшего понимания, о чем она, собственно, говорит. Знаете, что любил повторять мой отец? «Блестящие мозги и ни грана ума. Чем тоньше, тем глупее». Именно этот случай.

Брать ли Доун? Нет. Доун слышать больше не хочет об их катастрофе. Как только дом будет готов, уйдет. Нужно отправиться туда и сделать все самому. Садись, черт побери, в машину и езжай за ней. Любишь ты ее им нет? Подчиняешься ей, как всегда подчинялся отцу, как всегда всем подчинялся. Боишься выпустить зверя на волю. Она разделалась с твоими нормами. А ты всегда прячешься. Никогда ничего сам не выбрал.Но как привезти в дом Мерри с ее повязкой, закрывающей пол-лица, сегодня, когда здесь отец? Увидев ее, отец просто умрет. Но если не сюда, то куда ехать? Куда отвезти ее? Могут ли они вместе, вдвоем, поехать в Пуэрто-Рико? Доун плевать, куда он поедет. Ей нужно одно: иметь рядом Оркатта. А ее нужно забрать, пока она не спустилась в этот подземный переход. Не думать о Рите Коэн. Забыть о безжалостной идиотке Шейле Зальцман. Забыть об Оркатте. Он не в счет. Увезти Мерри куда-нибудь, где нет этого жуткого перехода. Вот главное. Уничтожить опасность подземного перехода. Спасти ее от насильственной смерти в этом переходе. Начать с этого — оказаться там до утра, до того, как она выйдет из этой мерзкой комнаты.

Он пытается пробиться к решению, делает это одним-единственным доступным ему способом, но никуда он не пробивается, он тонет, весь этот вечер превращается в постепенное неуклонное погружение под действием давящей на него тяжести. Он человек, который не умеет рвануть вперед и взорваться, он может только тонуть… Но сейчас он по крайней мере понимает, что делать: надо добраться к ней до рассвета.