Американская пастораль

На следующий вечер она снова будет полыхать злобой. Говорить, что он сбил ее с пути. Он и конкурс на звание «Мисс Америка» не дали ей осуществить свои планы. Речь ее будет бесконечна, и ее будет не остановить. Да он и пытаться не будет. Разве все, что она говорит, имеет какое-то отношение к ее страданиям? Любому ясно, что сломившие ее обстоятельства тяжелы сами по себе, а все, что она говорит, никак с ними не связано. Во время первого ее пребывания в клинике он просто слушал и кивал, и, хотя странно было слышать, как она злобно проклинает события, которые в свое время, он был уверен, доставили ей массу удовольствия, казалось порой, что, может быть, для нее лучше связывать свои нынешние проблемы с тем, что она переживала в 1949 году, чем с тем, что выпало ей на долю в 1968-м. «Тебе надо бы стать „Мисс Америка“». Это была нелепость. Почему, собственно, я должна была стать «Мисс Америка»? Я сидела за кассой в бакалейном магазине — зимой после уроков и летом во время каникул, и люди подходили к моей кассе и говорили: «Тебе надо бы стать „Мисс Америка“». Это меня бесило. Разговоры о том, что моя внешность обязывает меня что-то там делать, просто бесили. Но что было делать, когда комитет по организации конкурса на «Мисс округ» прислал мне приглашение на чашку чая? Я была еще девочкой. Мне показалось, что это шанс сшибить сколько-то денег и помочь папе не работать на износ. Поэтому я заполнила их анкету и пошла к ним, а когда остальные девушки разошлись, эта их деятельница обняла меня за талию и громко сказала всем: «Познакомьтесь. Перед вами будущая „Мисс Америка“. — „Какие глупости! — подумала я тогда. — И зачем это люди без конца повторяют такую чушь?“ А когда я выиграла конкурс на „Мисс округ“, всеуже говорили: „Что ж, теперь мы увидим вас в Атлантик-Сити“. Люди, которые понимали толк в этом деле, говорили, что я непременно выиграю, и мне уже некуда было деться, я не могла идти на попятный. Дороги назад уже не было.Всю первую страницу „Элизабет джорнал“ посвятили моей победе. Я была в ужасе. Да-да, именно так. Я ведь надеялась, что все пройдет незаметно, и я просто тихонько получу свои деньги. Повторяю: я была девочкой.И я была абсолютно уверена,что уж „Мисс Нью-Джерси“ я навернякане стану. Вокруг меня было море хорошеньких девушек, и все они знали, как себя подавать, а я ничего не знала. Они умели накручивать волосы и наклеивать искусственные ресницы, а я освоилась с бигуди, только когда полгода в звании „Мисс Нью-Джерси“ были уже позади. „Господи, — думала я, — ну и косметика же у них! А какие роскошные платья!“ У меня было только одно платье, которое я надевала на школьные вечеринки, да еще кое-что взятое напрокат; казалось, думать о победе невозможно. Я была замкнутой, скованной. Но опять победила! И они принялись учить меня: и как сидеть, и как стоять, и даже как слушать.Отправили меня в модельное агентство, где меня выучили правильно ходить. Видите ли, им не нравилось, как я хожу. А мне наплевать было, как я хожу! Я ходила — и для меня этого было вполне достаточно. Моя походка не помешала мне стать „Мисс Нью-Джерси“, так? А если она помешает мне стать „Мисс Америка“, то к черту „Мисс Америка“. Они хотели, чтобы я скользила.А мне нравилось просто ходить. Не размахивайте руками, но и не прижимайте их к бокам — и куча еще мелких штучек, от которых я леденела и чуть ли вообще не теряла способность двигаться. Ступайте не на пятки, а на носки — вот через что мне пришлось проходить. Если бы только избавиться от всего этого! Как можно вынырнуть из этого? Оставьте меня в покое. Вы все, оставьте меня в покое. Ведь я ничего, ничего этого не хотела. Теперь понимаешь, почему я пошла за тебя? Теперьпонимаешь? Причина была одна: я хотела чего-то нормального. Если бы ничего этого не было! Ничего! Подняли меня на пьедестал, хотя я не просила об этом, а потом сбросили вниз, так резко, что искры из глаз посыпались. А я ведь этого не добивалась. Я была совершенно не такой, как все эти девицы. Я их ненавидела, и они тоже меня ненавидели. Высоченные, длинноногие. Способностей ноль. Но все щебетуньи.А я серьезно занималась музыкой. И хотела лишь одного: чтобы меня оставили в покое и не водружали мне на макушку эту чертову сумасшедше-сверкающую корону. Ничего этого я не хотела. Ничего. Никогда!»