Они перешли в столовую, скудно обставленную, как и гостиная, но хранившую в ловко пригнанной деревянной обшивке, в настенных шкафах и полках все то же родство с кораблем, и уселись за небольшой стол, где их ждал скромный ужин. Джим сел напротив сестры, но вдруг положил нож и вилку и уставился на нее.
— Послушай!..
— Что такое? — спросила Мэгги, слегка вздрагивая. — Ты всегда меня так пугаешь…
— Почему ты так вырядилась?
— Просто волосы растрепались под зюйдвесткой, — сказала Мэгги, краснея, — и мне пришлось причесаться. Зюйдвестка не женский убор.
— А косынка, а платье? А все эти штучки-оборочки? — продолжал Джим, быстрым движением указательных пальцев суммируя свои наблюдения. — Уж не ждешь ли ты в гости судью Мартина или к нам приедет почтовый курьер?
Судья Мартин, юрист из Логпорта, который ввел их в право наследства, до сих пор не пришел в себя от восторга после первого и единственного свидания с прекрасной дочерью Зимородка. А юный курьер привез однажды адресованную Мэгги посылку, но оставил взамен свое сердце и с тех пор, как считалось в округе, не ведал ни сна, ни покоя.
Это была уже поднадоевшая шутка Джима, которая не раз помогала им коротать длинные зимние вечера и счастливо сочетала в себе веселость с элементами критики. Мэгги обычно откликалась смешком и старалась в ответ побольней ущипнуть брата, но сегодня была холодна.
— Джим, милый, — сказала она, когда, завершив свою спартанскую трапезу, они снова уселись в гостиной перед огнем. — Сколько давали тебе лесопильщики за тот участок возле Трясины Мертвеца?
Вынув трубку изо рта, Джим сказал:
— Десять тысяч долларов, — и вновь затянулся.
— А сколько стоит вся наша земля, не считая дома и береговых топей?
— Вместе с тем, что должно нам правительство? Ты ведь знаешь, что все это наше? — быстро спросил Джим.
— Я о том, что у нас теперь, — сказала Мэгги.
— Примерно сто семьдесят пять тысяч долларов, так я считаю.
— Экая куча денег! Старый полковник Престон не накопит столько и за сто лет, — сказала Мэгги, грея коленки.
— И за миллион лет, — безапелляционно подтвердил Джим. Помолчав, он добавил: — Кто бы ни хвалился богатством, Мэг, мы всегда им ответим, что у нас на пятьдесят тысяч больше.
Несколько минут они оба молчали: Мэгги поглаживала себе коленки, а трубка Джима, словно разжиревшая на богатстве владельца, похрапывала апоплексически.
— Милый Джим, а что, если бы мы — это просто фантазия, ты понимаешь, — если бы мы предложили Компании один участок, а на эти деньги удивили бы весь Логпорт! Подразнили бы их, взяли бы лучшие номера в новой гостинице, купили кабриолет, разоделись бы в пух и прах и заставили этих людишек из Форта раз навсегда понять, кто они и кто мы. Ты понимаешь, конечно, Джим, чего я хочу! — торопливо продолжала она, в то время как брат ее, заразившийся, как видно, апоплексией от собственной трубки, глядел на нее, словно сраженный параличом. — Господи! Да когда мы пофорсим до отвала, поистратим все денежки, мы просто щелкнем пальцами под самым их носом и укатим назад, словно нас там и не было. Ты ведь не думаешь, Джим, — обернулась она к нему почти яростно, — что я предлагаю остаться жить с ними — хоть на минуту!
Джим отложил трубку и воззрился на сестру холодным, испытующим взглядом.
— И чего же ты думаешь этим достичь? — спросил он, презрительно отчеканивая слова.
— Да просто им показать, что у нас хватит денег, чтобы купить их с потрохами, — ответила Мэгги, не сдавая своих позиций, но чувствуя, что противник обходит ее с флангов и уже нацелил ответный удар.
— Ты думаешь, они не знают этого без тебя? — спросил он все с той же насмешкой.
— Не знают! — сказала Мэгги. — Или ты позабыл новую учительницу из Логпорта, которая хотела рисовать тебя в лодке, Джим, чтобы ты изображал контрабандиста, или пирата, или итальянского рыбака, говорила, что ты так хорош собой, и обещала платить за каждый сеанс? Уж наверное она-то не знает, что ее школа стоит на твоей земле. Нет! Многие об этом не знают. Одни считают, что мы бедняки, а другие…
— Что же считают другие? — грозно спросил ее Джим.
— Что мы с тобой скряги.
Джим залился злым румянцем.