Американская повесть. Книга 1

Но вот наконец все было кончено; испанский штандарт, сдернутый с плеч испанского капитана, скомканный, полетел обратно в сундук; горячее дыхание негра сдуло с его щек последние случайные волоски; ворот и галстук приведены в надлежащий порядок; с бархатного лацкана снята белая ниточка; и по завершении всего этого, отступив на полшага и замерев в гордой и смиренной позе, слуга обвел хозяина последним взглядом, как бы любуясь творением рук своих.

Капитан Делано шутливо похвалил его работу, одновременно выразив восхищение дону Бенито.

Но ни душистая вода, ни очищающее мыло, ни преданность слуги, ни любезность гостя не развеселили испанца. Он снова погрузился в прежнюю угрюмость и даже не встал с кресла, когда капитан Делано, сочтя свое дальнейшее присутствие в «кабинете» нежелательным, простился, сославшись на необходимость проверить, не обнаружились ли уже признаки предсказанного им бриза.

Выйдя на палубу, капитан Делано остановился у грот-мачты, не без душевного смущения припоминая только что виденную сцену, как вдруг у трапа, ведущего из «кабинета», послышался шум, и на палубу выскочил негр Бабо; он прижимал ладонь к щеке. Капитан Делано подошел к нему и увидел, что прикрытая щека негра в крови. Он хотел было справиться о причине этого, когда его перебил жалобный монолог, сразу все объяснивший:

— Ай-яй-яй, ну когда же мой хозяин хоть немного оправится от своей болезни? Ведь это болезнь так отравила ему душу, что он стал немилостив к бедному Бабо; порезал Бабо бритвой лишь за то, что Бабо случайно чуть-чуть его поцарапал, и это в первый раз за столько дней. Ай-яй-яй! — причитал негр, держась за щеку.

«Возможно ли? — недоумевал капитан Делано. — Неужели лишь для того, чтобы сорвать на бедняге слуге свою испанскую злость, этот надменный дон Бенито принял неприветливый вид и побудил меня уйти? Какие низменные страсти возбуждает в человеке рабство! Бедный, бедный человек!»

Он хотел было выразить негру сочувствие, но тот, поборов робость, снова скрылся в «кабинете». А немного погодя хозяин и слуга появились на палубе, и дон Бенито опять опирался на Бабо как ни в чем не бывало.

Стало быть, просто милые бранятся, с облегчением подумал капитан Делано. Он приблизился к дону Бенито, и они вдвоем начали прохаживаться по палубе. Так они сделали лишь несколько шагов, когда к ним подошел стюард — высокий, величавый мулат, в каком-то тюрбане в виде пагоды из трех или четырех мадрасских платков, ряд за рядом обвитых вокруг головы, — и с восточным поклоном объявил, что в капитанской каюте подано обедать.

Два капитана направились в каюту, предшествуемые мулатом-стюардом, который на ходу то и дело озирался, улыбками и поклонами приглашая их за собой и являя при этом столько щедрого, живописного изящества, что совершенно затмил незначительного, низкорослого Бабо, а тот, видно, сам чувствуя, как ему далеко до этого роскошного кравчего, искоса, подозрительно на него посматривал. Впрочем, капитан Делано отчасти приписал его взгляды тому особому враждебному чувству, какое всегда питают чистопородные африканцы к своим полукровным соплеменникам. Что же до стюарда, то его поведение, быть может и не свидетельствовавшее об избытке чувства собственного достоинства, говорило об искреннем желании быть приятным — стремление похвальное вдвойне: как с христианской, так и с честерфилдианской точки зрения.[50]

Капитан Делано обратил внимание на то, что хотя цвет лица у мулата и гибридный, черты его полностью европейские, даже классические.

— Дон Бенито, — шепотом обратился он к испанцу. — Я рад, что вижу вашего носителя золотого жезла, его облик служит опровержением неприятного замечания, которое я когда-то слышал от барбадосского плантатора, что будто бы мулата с правильными европейскими чертами лица надо особенно остерегаться; он из злодеев злодей. Я вижу, что у вашего стюарда черты правильнее, чем у короля Георга Английского, и, однако же, вот он кланяется, кивает, улыбается, — настоящий король, право, король доброго сердца и вежливых манер. И голос у него тоже весьма приятный.

— Да, сеньор.

— Но скажите мне, дон Бенито, сколько вы его знаете, действительно ли он всегда и во всем был вот такой славный малый? — продолжал капитан Делано, когда стюард, в последний раз приветственно преклонив колена, скрылся за перегородкой. — По причине, сейчас только упомянутой, мне желательно узнать правду.

— Франческо — неплохой человек, — медлительно отозвался дон Бенито, как истинный ценитель, равно остерегающийся незаслуженной хулы и лишних похвал.

— Ну вот, так я и думал. Ведь странно же было бы, право, и не слишком лестно для нас, белокожих, если бы небольшая примесь нашей крови к африканской не только не оказывала облагораживающего действия, но, наоборот, действовала бы как купорос на темный бульон — улучшала цвет, но отнюдь не внутренние качества.