Американская пустыня

Куда бы Тед ни посмотрел – повсюду расхаживали солдаты: они трепались, пересмеивались, стреляли друг у друга сигаретки и косячки. Тед чуял запах травки, но всем было плевать, в том числе и суровым офицерам, что глядели на него с крыльца двухэтажного глинобитного дома. Тамошняя жара не шла ни в какое сравнение с той, из которой он только что вырвался, однако солнце светило ничуть не менее ярко – аж глазам было больно. Лагерь располагался на ровной площадке; сразу за ним земля резко повышалась в направлении холмов, словно чья-то гигантская ладонь продавила в земле впадину. Охряно-красные оттенки холмов в сочетании с небесной синевой радовали глаз. Отвернувшись, Тед задержал взгляд на открытом ангаре, внутри которого наблюдался диск – ни дать ни взять летающая тарелка.

– Вот, значит, как оно выглядит? – спросил Тед.

– Фальшивка, – фыркнул Клэнси. – Такое ж фуфло, как сиськи Тэмми Файе Беккер. [xxxiv]Но сработано неплохо, да? Знаете, а ведь я где только ни убивал людей. В Ливане. Во Вьетнаме. В Центральной Америке. Даже здесь, в Штатах. Но, похоже, никогда к этому делу толком и не привыкну. Хотя увлекательно, не спорю. Вы небось думаете, я болтаю все, что в голову взбредет? Отнюдь. – Клэнси остановился и распахнул дверь большого барака. – После вас, друг мой.

Внутри здание оказалось далеко не таким примитивным, как снаружи. За узкими терминалами сидели мужчины и женщины в обтекаемых ультрасовременных наушниках и усердно барабанили по изогнутым клавиатурам, а на экранах прямо перед ними в быстро сменяющейся цветовой гамме высвечивалась информация. Все были в очках; в линзах отражались переливчатые блики. На стене слева выстроились в ряд пять мониторов для видеонаблюдения за окрестностями: один оператор приглядывал сразу за всеми. На трех экранах местность была пустынна, на двух просматривались участки, кишмя кишащие туристами и жилыми автофургонами: зеваки расселись на раскладных шезлонгах, обрюзгшие личности в купальниках и плавках перебрасывались волейбольными мячами.

Клэнси шагнул ближе и из-за плеча оператора глянул на мониторы.

– Вот придурки, – хмыкнул он, – но, храни их Господь, они – воплощение того, ради чего все затеяно. Демократия и свобода. – И тут же переключился на сидящего перед ним солдата: – Что, сегодня ни один говнюк просочиться не пытался?

Оператор покачал головой. Клэнси довольно хрюкнул:

– Ежели еще какой ублюдок сунет свой нос или там задницу в дырку в проволоке, выбей из него на фиг его дерьмовые кишки. Сечешь, рядовой?

– Так точно, сэр.

– Пойдемте, – кивнул Клэнси Теду и повел его к дальней стене барака, где обнаружился лифт. Никто из солдат не глядел на постороннего – ни на его ноги, ни на лицо, ни на шею. А вот Клэнси на шею глядел, да еще как – во все глаза. – Больно? – полюбопытствовал он.

– Не-а, – ответил Тед.

Пока они ждали лифта, Тед слышал, как Клэнси дышит, как бьется его сердце, как тот тишком выпустил газы. А еще слышал голос отца Клэнси, как тот орет сыну на ухо:

– А НУ-КА ЕЩЕ ПЯТОК, МИСТЕР!

* * *

Клэнси перевел дух и отжался еще раз. Его брат – его красавец-брат, ну вылитый Адонис, мускулистый, словно изваянный из мрамора, матово поблескивающий испариной, размеренно отжимался рядом, считая вслух:

– Сто двадцать три, сто двадцать четыре, сто двадцать пять…

– Посмотри на брата, – рявкнул отец, стоя на четвереньках и наклоняясь к самому уху Клэнси, нависая над его дрожащим тельцем, едва тот вновь выпрямился на руках. – ЭТО СКОЛЬКО Ж ПО-ТВОЕМУ, МИСТЕР?

– Пятьдесят три, сэр.

– Пятьдесят два, – поправил отец. – Последний не считается. Безобразное зрелище. Мне такие отжимания не нужны. Чтобы мой сын – да так отжимался? Бери пример с брата. Посмотри, как надо работать.

– Сто семьдесят восемь, сто семьдесят девять…

Лифт открылся, они вошли, двери захлопнулись у них за спиной. Лифт резко пошел вниз, вниз, вниз, и Тед уже решил, что падает прямиком в ад и что он и впрямь умер – либо когда ему отрезало голову, либо когда его расстреляли из пушки, либо когда его подстрелили из винтовки, – в общем, он действительно мертв и на верном пути к тому, что, как он всегда подозревал, его ожидало. Он вспомнил Евангелие от Марка: «…Лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый». [xxxv]Тед проклинал свое образование. Он знал, что на свете нет ни ада, ни Бога, но есть слова, их обозначающие, и истории, о них повествующие, которые лучше правды и оттого хуже, со стонами и скрежетом зубовным. Уж не Вергилием ли стал Клэнси для Теда, ибо ведет его вниз и через панораму, что обернется для него вечностью, и не встретит ли Тед, часом, Люция Брокуэя, выслуживающегося перед белыми господами на фабрике красок? [xxxvi]Тед гадал, а существуют ли промежуточные этажи для теплохладных грешников вроде него. Но новый Тед, Тед мыслящий, бесстрашный и любопытный, одержал верх: теперь он просто ощущал падение, он наслаждался аттракционом, он спокойно, как ни в чем не бывало, открыл глаза и невозмутимо ждал, пока кабина остановится.

– Вот и приехали, – объявил Клэнси.