Американская разведка против Сталина

США представлял Луис Фишер, некогда прогрессивный журналист, как и Кестлер, пришедший к коммунизму из сионизма. В 1917 году Фишер, еврей по национальности, записался в Еврейский легион, находившийся в Палестине. После возвращения в США нашел работу в нью-йоркском агентстве новостей. В 1921 году отправился в Германию и начал сотрудничать с газетой «New York Evening Post» как европейский корреспондент. В следующем году женился на переводчице советского посольства Берте Марк и был направлен корреспондентом в Москву. С 1923 года писал статьи для еженедельника «The Nation».

Первая книга Фишера «Нефтяной империализм» (1926) была посвящена борьбе великих держав за нефть (в 1933 году была включена нацистами в список книг, подлежащих сожжению). Получив разрешение НКИД СССР изучить его архивы, Фишер написал двухтомное исследование «Советы в международных отношениях» (1930). Интересно, что в 1935 году Фишер (считавшийся тогда твердым сталинистом) разоблачил американского журналиста Роберта Грина, который под именем Томаса Уолкера выпустил несколько статей о голодоморе, объявлявших его преднамеренным геноцидом украинцев. Как установил Фишер, Грин вообще не был на Украине. Сам Фишер считал «голодомор» делом рук украинских контрреволюционеров. На одной из лекций в 1933 году Фишер твердо завил, что никакого голода в СССР нет.

Фишер освещал гражданскую войну в Испании и некоторое время сам воевал в составе интернациональных бригад. В 1938 году он вернулся в США и поселился в Нью-Йорке, продолжив работать в «The Nation».

В 1945 году покинул «The Nation», не согласный с симпатиями журнала к Сталину. Забегая вперед, скажем, что Фишер преподавал «советологию» в Принстонском университете до своей смерти в 1970 году.

Фишер назвал сборник «новым Кронштадтом», немекая на антисоветский мятеж 1921 года.

ЦРУ и IRD активно распространяли книгу «Бог, который провалился» по всей Европе.

Между тем фиаско в Париже натолкнуло Хука и Ласки на идею создать постоянно действующую организацию антикоммунистических интеллектуалов. И, конечно же, надо было сделать это под самым носом у красных – в Берлине. В январе 1950 года Ласки, Джоссельсон и Кестлер обратились с таким предложением к Визнеру. Тот не возражал, и Ласки без труда уговорил мэра Западного Берлина, известного антикоммуниста и по совместительству социал-демократа Эрнста Ройтера. 7 апреля 1950 года Визнер одобрил проект проведения в Берлине антикоммунистического конгресса интеллектуалов и выделил на это (опять-таки из средств «плана Маршалла») 50 тысяч долларов. При этом Ласки, уже засветившемуся своим сотрудничеством с американскими спецслужбами, было дано строгое указание «держаться в тени».

Однако Ласки был уже к тому времени мотором всего мероприятия. Он хотел повторить успех русских в Париже и добился поддержки будущего антикоммунистического конгресса со стороны Карла Ясперса, Бенедетто Кроче, Бертрана Рассела. Люди Визнера через посредников купили билеты для американской делегации, составление которой курировали Хук и Джеймс Бернхем (один из лидеров американского троцкизма до войны). Однако всемирно известных имен и умов там, как и раньше, не было. Вряд ли в Европе хорошо знали издателя журнала «Нью Стейтсмен» Сола Левитаса или чернокожего издателя газеты «Питтсбург Курир» Джорджа Шайлера (его взяли именно как «образцово-показательного» негра). На деньги ЦРУ прибыл в Берлин и «Николас» Набоков.

В Берлине Хук постоянно озирался по сторонам – ему казалось, что русские танки вот-вот войдут в город. И, конечно же, только для того, чтобы арестовать его, Хука.

Из Англии приехали помимо прочих Джулиан Эмери, историк Хью Тревор-Рупер, из Франции – Раймон Арон, Андрэ Мальро, из Италии все тот же Силоне. Естественно, присутствовал и Кестлер. К 25 июня 1950 года в Берлине собрались все 200 делегатов. Открытие на следующий день совпало с началом корейской войны, что сразу же придало конгрессу истерические нотки. На церемонии открытия Конгресса за свободу культуры Ройтер попросил минутой молчания почтить память погибших в концентрационных лагерях (имелся в виду, конечно же, только ГУЛАГ). Темы дискуссионных секций тоже говорили сами за себя: «Наука и тоталитаризм», «Гражданин в свободном обществе», «Защита мира и свобода», «Свободная культура в свободном мире».

О том, как понимали на этом мероприятии защиту мира, красноречиво свидетельствовало высказывание американского делегата Бернхема: «Я выступаю против бомб, размещенных в Сибири или на Кавказе, направленных на уничтожение Парижа, Лондона, Рима, (…) и всей западной цивилизации (…), но я приветствую бомбы, размещенные в Лос Аламосе (…), которые в течение пяти лет являются защитой – единственной защитой – свобод Западной Европы». На это французский делегат Андрэ Филип справедливо возразил, что если падает атомная бомба, то она не делает различий между друзьями и врагами сободы.