Филби так характеризовал Визнера в своих воспоминаниях: «… человек сравнительно молодой для такой ответственной работы, но начавший уже лысеть и отращивать солидное брюшко. Он любил высокопарный стиль, что производило неприятное впечатление… Мои отношения с управлением координации политики (OPC. –
Беделла Смита Филби уважал за его холодный и точный ум – в отличие от Даллеса или Визнера генерала было невозможно «уболтать» анекдотами или «разговорить» на вечеринке с большим количеством спиртного. С директором ЦРУ Филби все время приходилось держаться настороже. Отношения с Даллесом этого не требовали.
Филби считал Даллеса приятным в общении, что называется, «компанейским» человеком. Советский разведчик знал, что если позвонить или зайти к Даллесу ближе к окончанию рабочего дня, то тот непременно предложит продолжить интресную беседу в одном из баров. А поговорить на самые разные темы Даллес любил – его просто мутило от бумажной и кабинетной работы.
Опытный профессионал Филби не купился на самопиар Даллеса как самого «звездного шпиона Америки». В отличие от Энглтона Филби невысоко оценивал профессионализм и интеллектуальные способности Даллеса. Если Энглтон и даже Визнер были бесспорно преданы своему делу и не рассматривали его как обычную работу, то Даллес, по мнению Филби, был лентяем. Ему просто нравилось то, что он делал (причем скорее не сама работа в разведке, а ее антураж: таинственность, большие и бесконтрольные деньги, красивые женщины и т. д.). Ни больше, ни меньше.
Главной восходящей звездой в ЦРУ (точнее в ОСО) в то время был Энглтон, с которым Филби, естественно, возобновил прежние дружеские отношения. Филби так вспоминал об этом: «Мы обычно завтракали с ним раз в неделю в отеле “Харвей”, где он показывал, что безмерное усердие в работе было не единственным его пороком. Это был один из самых худых людей, каких я когда-либо встречал, и в то же время большой любитель поесть. Счастливчик Джим! После года совместных завтраков с Энглтоном я последовал совету знакомой пожилой дамы и перешел на диету, сбросив двенадцать килограммов за три месяца.
Наши отношения, я уверен, опирались на подлинно дружеское расположение обеих сторон. Но у каждого из нас были свои скрытые мотивы. Энглтон хотел перенести центр тяжести обменов между ЦРУ и СИС на представительство ЦРУ в Лондоне, которое было раз в десять больше, чем мое. Если бы ему это удалось, он сумел бы оказывать максимальное давление на центральный аппарат СИС, в то же время снизив до минимума вторжение СИС в его собственные дела. С точки зрения национальных интересов это было справедливо. Поддерживая со мной близкие отношения, он мог в большей степени держать меня под контролем. Я же со своей стороны охотно делал вид, что попался на его удочку. Чем больше было между нами открытого доверия, тем меньше он мог заподозрить тайные действия. Трудно сказать, кто больше выиграл в этой сложной игре, но у меня было одно большое преимущество: я знал, что он делает для ЦРУ, а он знал, что я делаю для СИС, но истинный характер моих интересов ему не был известен»[257]
.С ФБР сердечные контакты Филби установить не сумел, хотя имел на сей счет инструкции британской разведки (поддерживать одинаково хорошие отношения с ЦРУ и ФБР). Однако вовсе не потому, что «проницательный» Гувер его в чем-то подозревал. Просто шеф ФБР, добившийся ликвидации УСС, был не в восторге от образования ЦРУ. Мечтой Гувера было объединение разведки и контрразведки под крышей ФБР, но этой мечте не суждено было сбыться. Поэтому раздосадованный Гувер дал своим агентам команду собирать на ЦРУ всевозможный компромат. В этой связи следили (хотя поначалу и не плотно) и за резидентом СИС в Вашингтоне.
Гувер, происходивший из семьи мелкого торговца, терпеть не мог выпускников элитных университетов и богатеньких сыночков, наводнивших ЦРУ. И эти чувства были взаимными – они распространялись даже на предпочтения в области спиртных напитков. Снобы и космополиты из ЦРУ пили бургундское и лучшие коньяки, в то время как более приземленные фэбээровцы предпочитали пиво и виски.