Американская ржавчина

Зато бывало и такое, что сравнивало счет. Два месяца назад река замерзла, лед тонкий, Айзек посмотрел на него и говорит, мол, слабо, и взял и сошел с камня прямо на лед, сделал несколько шагов и провалился, и скрылся из глаз сразу. Поу запаниковал сперва, а потом прыгнул за ним, проломил ледяную корку, выволок Айзека из воды, они оба промокли до нитки и чуть насмерть не замерзли, Айзек едва не пропал в реке, как его мать. Если это не знак, тогда он и не знает, – он спас Айзека, а теперь Айзек спас его. Вот так понимаешь, что для всего есть причины.

Он смотрел на их трейлер, мать не хотела его покупать, но здесь много земли, а отцу всегда хотелось обзавестись землей. Ну вот и получил, а потом они разбежались, и мать застряла в захолустье с этим трейлером. Она ведь училась в колледже, несколько семестров, все мечтала переехать в Филадельфию. Раньше, бывало, с самого утра уже красотка, а теперь даже в магазин отправляется в старых грязных штанах и с дурацким пучком на голове. И от твоих дел ей не легче, надо было поступить в колледж хотя бы ради нее. Так, лучше подумать о другом: завтра выглянет солнышко, а после всей этой слякоти травка зазеленеет и кролики повылезают из нор. Свежее мясо тебя вылечит. Жаркое с пивом на обед. Может, в морозилке осталось еще немного прошлогодней оленины, но разве есть что лучше свежего кролика, тушенного два-три часа, чтобы мясо от костей отходило. Или отбить как следует, обвалять в “бисквике”[5] и поджарить. Да уж, настоящее мясо, дичь, перед играми он всегда им заправлялся, и сейчас все наладится. Давай поднимайся. Он словно смотрел на себя со стороны, издалека. Инглиш никому не проболтается, что друга за яйца лапали, раз он спас тебя – теперь ты его должник. Что ни говори, так оно и есть. Можно рассказать его сестре. Хотя ей наплевать. Не хочется вспоминать про Ли. Про Ли всегда думать тяжело, но особенно сейчас, да и замужем она, но ему ничего про это не сказала, ни одного проклятого словечка, хотя, конечно, он всегда знал, что это просто игра, так, ничего серьезного. Он смотрел на парящие в воздухе снежные хлопья, как же тепло тут под елкой, как приятно любоваться падающим снегом, что-то не так, подумал он, но никак не мог сообразить, что именно, так тихо вокруг.

* * *

Грейс Поу сидела в своем трейлере в том же бесформенном сером свитере, который носила теперь всегда и везде, даже выходя в город. Она не помнила, сколько времени уже сидит так, уставившись на коричневую внутреннюю облицовку ненавистного жилища. Телевизор выключила, чтобы спокойно подумать, наверное, с час назад, последнее время она предпочитала просто сидеть и размышлять, думать свои безумные мысли, представляла, как направляется в Вечный город, – этому путешествию никогда не бывать, она понимала. Воображала себя на скалистом побережье Италии, все эти старые замки и знойное солнце, жара и сушь. Хорошо для суставов. Вино рекой, и все вокруг загорелые.

За окном было темнее, чем обычно в это время, грозовые тучи скрыли город от солнечного света. Кажется, она видела сына на дороге к дому. Наверное, просто почудилось. Ты превращаешься в старуху, подумала она, потихоньку сходишь с ума. Забавно это или печально? Решила, что забавно. Она сердилась на сына: дров нет, приходится кутаться в два одеяла, и она ведь немногого просит, просто наколоть дров и протопить дом. Нормально злиться в такой ситуации. Нет, они, конечно, не погибают от стужи, есть электрическое отопление, но стоит оно целое состояние, и речи нет о том, чтобы его включить. Лучше всего установить газовый котел, но она ненавидит этот трейлер и много лет надеется выбраться отсюда. Купить настоящий обогреватель, вложить деньги в этот чертов трейлер – все равно что окончательно сдаться. Уж лучше мерзнуть. Она встала, подошла к окну, вглядываясь сквозь свое отражение, но на дороге и в поле никакого движения – тихая пустота, как всегда. Никогда не думала, что будет жить в трейлере, и вообще не представляла, что поселится в деревне.

Она разглядывала свое отражение. Сорок один, почти седая, она перестала краситься, когда муж ушел, – назло ему или себе, не поймешь, и прибавила в весе, вон второй подбородок, складки на шее. Она всегда была крупной, но на лице это никак не отражалось. Кажется, даже глаза потускнели, едва заметны, будто старые фары. А совсем скоро у тебя будет такое лицо, что никак иначе тебя и не назовешь, только старухой. Прекрати упиваться жалостью к себе, оборвала она поток мыслей. Ты вполне могла бы тщательнее следить за собой. Правильно, что приняла обратно Верджила. Верджил не оставит печь без дров.