Американская сага. Сборник

— Оуки избежал тюрьмы, потому что крал умеренно. — Джейми весьма расположен к Холлу, которого все находят очаровательным и считают к тому же самым элегантно одевающимся мужчиной Нью-Йорка (что бы это ни значило). Будучи мэром, он не только крал деньги, но и удостоился титула «короля богемы». Адвокат по профессии, он питает страсть к сочинительству; журналисты обожают его и видят в нем своего выдающегося собрата.

— Он сочинил пьесу. Я читал об этом в газетах. — Через запотевшее стекло кареты видна освещенная яркими огнями афиша: «Суровое испытание», пьеса, как утверждают газеты, «предоставленная театру и поставленная» (хотя на самом деле еще и написанная) Оуки Холлом, который, к радости ньюйоркцев, также и исполнитель главной роли.

Оказавшись в фойе американского театра впервые после 1837 года, я испытал прежнее возбуждение. Тогда в Нью-Йорке совершенно другой «Парк-тиэтр» играл для совершенно другой публики, ныне почти целиком исчезнувшей и присоединившейся к большинству.

Я удовлетворенно отметил, что даже в резком свете кальциевых ламп Эмма, когда она шла по фойе под руку с Джейми, выглядела десятью годами моложе своих лет; с нее буквально не сводили глаз, хотя в театре в тот вечер были едва ли не все ведущие актрисы города, не говоря уже о бесчисленных нью-йоркских модницах.

Джейми радостно приветствовали разные важные особы; среди них человек средних лет, наследник коммодора Вандербильта, к которому Джейми относится с явным почтением. Правда, мистер Вандербильт умом не блещет, и поговаривают, что его папаша (который, по-видимому, умирать не собирается) не слишком-то верит в способность «молодого» Уильяма взять на себя руководство нью-йоркской Центральной железной дорогой, как и всей прочей краденой империей старика.

Почему я так восхищаюсь Бонапартами, но презираю этих жуликов? Дело в масштабах, наверное. Бонапарты стремились к славе. А эта порода людей жаждет только денег. Лишь совсем недавно начали они — весьма нервозно — тратить деньги на благородные, с их точки зрения, цели: собирать произведения искусства и возводить дворцы. Интересно, обнаружится ли среди них новый Август, который, заполучив Нью-Йорк, сложенный из песчаника, оставит после себя город мраморных дворцов?

Перед самым поднятием занавеса меня остановил человек, которого я принял за актера. Волосы этого самоуверенного типа ниспадали на спину, а роскошные усы — под стать какому-нибудь мексиканскому генералу; на нем была кожаная куртка жителя западной границы вроде Дэйви Крокетта, а в руке мексиканская ковбойская шляпа-сомбреро.

— Мистер Скайлер, я ваш почитатель, сэр! Мы встречались в Лондоне, помните?

У него был зычный голос стопроцентного жителя Дикого Запада.

— Вряд ли я забыл бы вас, если мы действительно встречались, — ответил я не менее зычно.

Разумеется, мы никогда не встречались, но это не имело никакого значения. Это был не кто иной, как Джоакин Миллер, представитель той орды писателей границы, которых восторженно демонстрируют друг другу англичане. Несколько лет назад Миллер стал гвоздем лондонского сезона. Говорили, что однажды он курил три сигары одновременно, уверяя всех, что так принято среди настоящих калифорнийцев. На каком-то званом приеме он ползал на четвереньках и щипал за лодыжки обезумевших от восторга молодых девиц. Время от времени он издает томики своих мужественных стихов.

Я был вежлив, даже польщен, что он обратил внимание на собрата-«актера», который не только намного старше его, но и приписан к труппе (разовью метафору) театра совсем иного толка. Эмму он просто заворожил, а Джейми добродушно отпустил на его счет несколько шуточек. Очевидно, Миллер привык служить мишенью для шуток.

Нам представились несколько человек. Приятнейшее впечатление на меня произвел высокий мужчина средних лет с кирпичным цветом лица, элегантно одетый и с хорошими манерами.

— Нас мимолетно познакомили в клубе «Сенчури», мистер Скайлер. Но вы, конечно, меня не помните. Вы были с мистером Стедманом. Я чрезвычайно рад снова встретиться с вами.

Я притворился, что помню его, был поражен его утонченными манерами. Когда мы заняли свои места (спектакль задержался на целый час), Джейми мне рассказал, что мой почитатель — главный таможенный инспектор нью-йоркского порта, обладатель необычайно влиятельного и вьь годного поста, на котором мой давным-давно умерший друг, превратившийся ныне в легенду, Сэм Свартвут, украл более миллиона долларов. Будем надеяться, что генерал — да, это еще один генерал — Честер Артур будет либо смелее, либо осторожнее.

Генерал Артур сказал мне, что еще в колледже он зачитывался моей маленькой книжкой «Макиавелли и последний сеньор». Я был поражен. В старые времена таможенники нью-йоркского порта книг не читали: они знали только, как складывать и вычитать — в основном последнее.