Это поразило Мейсона: как же убийца не знал, что туалетный прибор вместе с карточкой лежит в чемодане? А если знал и не вынул карточки, тогда возможно ли, чтобы этот самый Клайд был убийцей? Мог ли человек, задумавший убийство, упустить из виду такую карточку, надписанную его собственной рукой? Что это за странный злоумышленник и убийца? И тут прокурор подумал: «Не стоит ли скрыть существование этой карточки до суда и потом неожиданно предъявить ее в случае, если преступник станет отрицать всякую близость с девушкой или то, что он подарил ей туалетный прибор?» И он взял карточку и сунул себе в карман, но сперва Эрл Ньюком, внимательно осмотрев ее, сказал:
– Я не вполне уверен, мистер Мейсон, но мне кажется, что это очень похоже на запись в гостинице на Большой Выпи.
И Мейсон ответил:
– Ну, это мы скоро установим.
Он знаком позвал Хейта в соседнюю комнату, где никто не мог их видеть и слышать, и сказал:
– Ну, Фред, все в точности так, как вы думали. Она знает, с кем уехала дочь (он имел в виду то, что уже говорил Хейту по телефону из Бильца: что получил от миссис Олден сведения о предполагаемом преступнике). Но вы и через тысячу лет не отгадаете, кто это, если я вам не скажу.
И он пристально посмотрел на Хейта.
– Без сомнения, Орвил. Не имею ни малейшего понятия.
– А вы знаете фирму «Грифитс и Компания» в Ликурге?
– Не те, что делают воротнички?
– Да, те самые.
– Но не сын же?
Глаза Фреда Хейта раскрылись так широко, как не раскрывались уже много лет. Большая загорелая рука ухватила длинную бороду.
– Нет, не сын. Племянник.
– Племянник Сэмюэла Грифитса?! Быть не может!
Следователь, человек пожилой, набожный, строго нравственный, интересующийся политикой и коммерцией, теребил бороду и растерянно смотрел на Мейсона.
– Пока что все обстоятельства указывают на это, Фред. Во всяком случае, я сегодня ночью еду в Ликург и надеюсь, что завтра буду знать больше. Но, видите ли, этот самый Олден – фермер, совершеннейший бедняк, его дочь работала на фабрике Грифитсов в Ликурге; а этот племянник Клайд Грифитс, как видно, заведовал тем отделением, где она работала.
– Так, так, гак, – произнес следователь.
– До этой поездки, до вторника, она провела месяц дома, – была
– Так, так, Орвил. Понимаю… понимаю… Но шутка ли, Грифитс!.. – И Хейт прищелкнул языком.
– А главное, я хочу с вами поговорить насчет медицинской экспертизы, – продолжал Мейсон быстро и резко. – Знаете, я не думаю, чтобы он решил ее убить только потому, что не хотел на ней жениться. Это, по-моему, неубедительно.
И Мейсон сообщил Хейту основные соображения, которые заставили его прийти к выводу, что Роберта была беременна.
Хейт сразу согласился с ним.
– Стало быть, требуется вскрытие, – сказал Мейсон, – и медицинское заключение о характере ран и ушибов. Прежде чем тело заберут отсюда, Фред, мы должны знать точно, без тени сомнения, была ли девушка сперва убита и потом выброшена из лодки, или только оглушена и выброшена, или лодка перевернулась. Это очень существенно для дела, сами понимаете. Мы ничего не сможем сделать, если не будем знать все это в точности. Но как насчет здешних врачей? Как, по-вашему, сумеет кто-нибудь из них сделать все это как следует, чтобы на суде никто не мог подкопаться под их заключение?
Мейсон волновался: он уже строил план обвинения.
– Не знаю, Орвил, – медленно ответил Хейт, – не могу сказать точно. Об этом вам лучше судить. Я уже просил доктора Митчелла зайти завтра и взглянуть на нее. Можно позвать Бетса. Но если вы предпочитаете кого-нибудь другого… Бево или Линкольна… Что вы скажете насчет Бево?
– Пожалуй, лучше Уэбстера из Утики, – сказал Мейсон, – или Бимиса, или обоих сразу. В таком деле и четыре и пять экспертов не помешают.
И Хейт, понимая всю тяжесть возложенной на него ответственности, прибавил:
– Я думаю, вы правы, Орвил. Может быть, четыре или пять умов лучше, чем один или два. Но это значит, что мы должны отложить освидетельствование на день или на два, пока не соберем всех врачей.
– Верно, верно, – подтвердил Мейсон. – Но это даже лучше. Я тем временем съезжу в Ликург и, возможно, сумею еще что-нибудь выяснить. Никогда нельзя знать заранее. Может быть, я там его и захвачу. По крайней мере надеюсь. Или хотя бы узнаю что-нибудь новое, что прольет свет на все дело… Я чувствую, что это будет большое дело, Фред. Самое трудное дело во всей моей практике, да и в вашей тоже, и мы должны взвешивать каждый свой шаг. Тут никакая осторожность не лишняя. Он, по-видимому, богат, – значит, будет бороться. И, кроме того, родные его поддержат.