Американская трагедия. (Часть 2)

– Прекрасно, пусть так, – отчеканил Джефсон. – Судя по ее письмам, я думаю, что это верно. Но мы должны знать все факты. Все получилось бы совсем иначе, если бы тут был замешан еще кто-то другой.

Клайд был не совсем уверен, действительно ли Джефсон пытается заставить его оценить эту идею, но все равно, решил он, не следует даже допускать такую мысль. И все же он говорил себе: «Только бы этот человек, мог придумать, как по-настоящему защитить меня! Он, кажется, очень ловкий».

– А теперь, – продолжал Джефсон все так же сурово и испытующе (Клайду казалось, что в его словах нет ни капли сочувствия или жалости), – есть еще одна вещь, о которой я хотел вас спросить: за все время, что вы были знакомы с ней, до вашего сближения или после, не писала ли она вам когда-нибудь каких-либо пошлых, издевательских или угрожающих писем, не предъявляла ли каких-нибудь требований?

– Нет, сэр, не припомню, – ответил Клайд. – Она никогда так не писала. Нет… Кроме, пожалуй, последних писем… кроме самого последнего.

– А вы ей как будто ни разу не писали?

– Нет, сэр. Я никогда не писал ей никаких писем.

– Почему?

– Ну, видите ли, она была тут же, на фабрике, рядом со мной. А в последнее время, когда она уехала к родителям, я боялся ей писать.

– Ага, понятно…

И, однако, совершенно искренне стал объяснять Клайд, Роберта по временам была вовсе не такой уж мягкой и сговорчивой… Она бывала очень решительной и даже упрямой. Она не обращала ни малейшего внимания на его слова, когда он объяснял, что, настаивая на свадьбе, она губит его положение в обществе и все его будущее, а ведь он готов был работать и помогать ей деньгами. Вот это ее упрямство, по словам Клайда, и привело к несчастью… А между тем мисс Финчли (и тут в голосе Клайда зазвучали нотки благоговения и восторга, что тотчас отметил Джефсон) для него была готова на все.

– Так вы в самом деле очень любили мисс Финчли?

– Да, сэр.

– И вы не могли больше оставаться с Робертой после того, как встретились с мисс Финчли?

– Нет, нет! Я просто не мог!

– Понимаю, – заметил Джефсон, многозначительно покачивая головой и в то же время размышляя о том, что было бы бесполезно и даже опасно сообщать все это присяжным. Может быть, самое лучшее, как предложил Белнеп, основываясь на обычной в наше время судебной практике, говорить о невменяемости, о душевном потрясении, которое было вызвано создавшимся отчаянным положением (таким оно казалось Клайду). Оставив пока этот вопрос в стороне, Джефсон продолжал: – Когда вы были с ней в лодке в тот последний день, с вами, по вашим словам, что-то случилось и вы, в сущности, не знали, что делали в тот момент, когда ударили ее?

– Да, сэр, это правда.

И Клайд снова попытался объяснить, каково было тогда его состояние.

– Хорошо, хорошо, я вам верю, – ответил Джефсон, как будто принимая за чистую монету все, что говорил Клайд, хотя в действительности не мог себе представить подобного состояния. – Но вы, конечно, понимаете, – заявил он,

– что никакие присяжные, ввиду всех остальных обстоятельств, вам не поверят. Слишком много в этом деле такого, что требует объяснения, а при существующем положении мы не в силах все это как следует объяснить. Не знаю, как тут быть (теперь он обращался к Белнепу). Эти две шляпы, чемодан… разве что мы будем доказывать, психическое расстройство или что-нибудь в этом роде. Я не совсем уверен, что это получится. Вы не знаете, у вас в семье не было когда-нибудь случаев сумасшествия? – прибавил он, снова обращаясь к Клайду.

– Нет, сэр, ничего такого мне неизвестно.

– У какого-нибудь дяди, двоюродного брата или дедушки не бывало никаких припадков или странностей?

– Нет, сэр, никогда ни о чем таком не слышал.

– И вашим богатым родственникам в Ликурге, надо полагать, не очень-то понравится, если я возьму и попробую доказать что-нибудь в этом роде?

– Боюсь, что они будут недовольны, сэр, – ответил Клайд, думая о Гилберте.

– Так… дайте сообразить… – сказал Джефсон после паузы. – Все это очень сложно. Но я не вижу другого сколько-нибудь верного пути.

Тут он обратился к Белнепу с вопросом, не считает ли тот приемлемой теорию самоубийства, поскольку письма Роберты указывают на склонность к меланхолии, которая легко могла привести к решению покончить с собой. Нельзя ли сказать, что, когда Роберта осталась с Клайдом на озере и стала просить его жениться на ней, а он отказался, она бросилась в воду? А он был настолько поражен и потрясен, что не попытался ее спасти.

– А как же с его собственной версией о том, что ветер сорвал с него шляпу, а он старался поймать ее и перевернул лодку? – возразил Белнеп таким тоном, словно Клайда здесь не было.

– Да, конечно, это тоже верно… А нельзя ли сказать, что он чувствовал моральную ответственность за состояние, которое заставило ее покончить с собой, и поэтому не хотел сказать правду о самоубийстве?