Американские боги

– Откуда мне, черт побери, знать? – Волосы Злокозны не стриг, а почти сбривал, оставляя ярко-рыжий пушок, сквозь который просвечивали очертания черепа. – Но скажу тебе вот что: стоило им перестать вешать, в этой стране все пошло наперекосяк. Никакой тебе подвисельной грязи, никаких сделок с правосудием у самой петли.

Тень пожал плечами: в смертном приговоре он не видел никакой романтики.

Если ты не получил вышку, решил он, то тюрьма, в лучшем случае – только временная отсрочка от жизни по двум причинам. Жизнь достает тебя и в тюрьме. Всегда есть куда еще упасть. Жизнь продолжается. А во-вторых, если просто отсиживать срок, рано или поздно тебя придется выпустить.

Поначалу освобождение казалось слишком далеким, чтобы пытаться на нем сосредоточиться. Потом оно превратилось в отдаленный лучик надежды, и Тень научился говорить себе «и это пройдет», когда случалось очередное тюремное дерьмо, а оно всегда случается. Однажды волшебная дверь отворится, и он выйдет в нее. Поэтому он зачеркивал дни на календаре «Певчие птицы Америки», единственном, который продавали в тюремной лавке, и солнце вставало, а он этого не видел, и садилось, а он не видел и этого. Он практиковался в фокусах с монетами по книге, которую нашел в пустыне тюремной библиотеки, ходил в качалку и составлял в уме список того, что сделает, когда выйдет на свободу.

Список у Тени становился все короче и короче. По прошествии двух лет он оставил только три пункта.

Во-первых, он примет ванну. Настоящую, долгую, серьезную ванну с пеной и пузырьками. Может, почитает газету, а может, и нет. Бывали дни, когда он думал, что почитает, бывали, когда решал, что обойдется.

Во-вторых, он вытрется и наденет халат. Может, еще и шлепанцы. Ему нравилась мысль о шлепанцах. Если бы он курил, он закурил бы трубку, но он не курил. Он подхватит на руки жену («Щенок, – пискнет она с притворным ужасом и неподдельной радостью, – что ты делаешь?»). Он отнесет ее в спальню и закроет дверь. Если они проголодаются, то закажут по телефону пиццу.

В-третьих, когда они с Лорой выйдут из спальни – через пару дней, не раньше, – он ляжет на дно и остаток жизни будет тише воды, ниже травы.

– И будешь счастлив до конца дней своих? – поинтересовался Ло'кий Злокозны.

В тот день они работали в тюремной мастерской, где клеили кормушки для птиц, что было чуть более занимательно, чем штамповать номера для автомашин.

– Никого не зови счастливым, – сказал Тень, – пока он не умер.

– Геродот, – откликнулся Ло'кий. – Надо же. Ты учишься.

– Кто такой, мать его, Геродот? – спросил Снеговик, подгонявший стенки кормушки, и передал ее Тени.

– Мертвый грек, – ответил Тень.

– Моя прошлая девчонка была гречанкой, – сказал Снеговик. – Ну и дрянь же жрали в ее семье. Ты даже не поверишь. Представляешь? Рис в листьях. И всякое такое.

Ростом и размерами Снеговик напоминал автомат для продажи коки, глаза у него были голубые, а волосы такие светлые, что казались почти белыми. Он до полусмерти избил парня, посмевшего потискать его девчонку в баре, где девчонка танцевала, а Снеговик подвизался вышибалой. Друзья парня вызвали полицию, которая арестовала Снеговика и по компьютеру обнаружила, что он за полтора года до того свалил с программы досрочного освобождения.

– А что, скажи на милость, мне было делать? – обиженно говорил Снеговик, рассказывая Тени свою горестную повесть. – Я ему показал, что это моя девчонка. Что мне оставалось, если он меня не уважает, да? Я хочу сказать, он всю ее облапал.

– Им пожалуйся, – сказал на это Тень и замолк. Он очень быстро понял, что в тюрьме отсиживаешь собственный срок. Нечего за других мотать.

Сиди тихо. Убивай время.

Несколько месяцев назад Злокозны одолжил Тени потрепанный экземпляр «Истории» Геродота в бумажной обложке.

– Это круто. Вовсе не скучно, – заявил он, когда Тень запротестовал, мол, книг не читает. – Сперва прочти, потом сам скажешь, что круто.

Тень поморщился, но читать начал и против воли втянулся.

– Греки, – с отвращением продолжал Снеговик. – И что бы о них ни говорили, все врут. Я попытался трахнуть мою девку в зад, так она мне едва глаза не выцарапала.

Однажды ни с того ни с сего Злокозны перевели. Геродота он оставил Тени. Среди страниц книги был запрятан пятицентовик. Монеты в тюрьме – контрабанда: край можно заточить о камень и потом распороть кому-нибудь лицо в драке. Тени не требовалось оружие; Тени просто нужно было что-то, чем занять руки.