Американские боги

Вдова Ричардсон тосковала по сыновьям и по мужу, хотя теперь он был всего лишь воспоминанием о светловолосом мужчине, который был добр к ней. Дети Филиды приходили к Эсси послушать сказки, и она рассказывала им о Черном Псе с Болот, и о Голой Голове, и о Кровавых Костях, и о Яблоневом Человечке, но им было неинтересно; они хотели слушать только про Джека: как Джек взобрался на бобовый стебель, как Джек убил великана, а еще о Джеке, его Коте и Короле. Она любила этих детей, словно они были ее собственные плоть и кровь, хотя иногда называла именами давно умерших.

Стоял месяц май, и она вынесла табурет в садик при кухне, чтобы чистить и шелушить горох на солнышке, ибо даже в знойной Виргинии холод ломил ей кости, как иней посеребрил ей волосы, и весеннее солнышко было приятным.

И шелуша старушечьими пальцами горох, вдова Ричардсон вдруг подумала, как хорошо было бы еще разок погулять по болотным пустошам и соленым скалам родного Корнуолла, и вспомнила, как маленькой девочкой сидела на причале и ждала, когда из серого моря вернется отцовская лодка. Ее руки с распухшими суставами открывали гороховый стручок, высыпали налитые горошины в глиняную миску на коленях, а пустой стручок роняли в провисший меж колен передник. А потом ей неожиданно вспомнилось то, о чем она не вспоминала много лет, вспомнилась потерянная жизнь: как ловкими пальцами она срезала кошельки и крала шелка. А вот она вспомнила, как смотритель в Ньюгейте говорил ей, что дело ее рассматривать станут не раньше, чем через двенадцать недель, и что она может избежать виселицы, если сумеет сослаться на беременность, и какая она хорошенькая – и как она повернулась лицом к стене и храбро задрала юбки, ненавидя себя и ненавидя его, но зная, что он прав; и ощущение нарождающейся в ней жизни, которое означало, что она сможет еще немного дней урвать у смерти…

– Эсси Трегауэн? – спросил незнакомец.

Вдова Ричардсон подняла голову, прикрывая глаза от майского солнца.

– Я вас знаю? – ответила она вопросом на вопрос: она ведь и не слышала, как он подошел.

Незнакомец был одет во все зеленое: тускло-зеленые клетчатые панталоны, зеленую куртку и темно-зеленую пелерину. Волосы у него были морковно-рыжие, и усмехнулся он ей криво. Было что-то в этом незнакомце, от чего, раз на него взглянув, она почувствовала себя счастливой, и еще что-то нашептывало ей об опасности.

– Можно сказать, ты меня знаешь, – улыбнулся он.

Незнакомец подмигнул, и она подмигнула в ответ, рассматривая его круглое лицо в надежде угадать, кто бы это мог быть. Выглядел он молодым, как ее внуки, а окликнул ее прежним именем, и была в его словах картавость, знакомая ей с детства по скалам и пустошам вокруг родного дома.

– Ты корнуэлец? – спросила она.

– Вот именно, кузен Джек, – ответил рыжеволосый. – Или скорее был им, потому что теперь я – здесь, в Новом Свете, где никто не выставит честному парню молока или эля, не положит хлеба, когда придет урожай.

Старуха поправила на коленях миску с горохом.

– Если ты тот, кто я думаю, – сказала она, – тогда я с тобой не в ссоре.

Было слышно, как в доме Филида распекает экономку.

– И я с тобой не в ссоре, – немного печально отозвался рыжеволосый парень, – хотя это ты привезла меня сюда, ты и многие вроде тебя. Вы привезли меня в землю, у которой нет времени на волшебство и нет места для пикси и малого народца.

– Ты сделал мне немало добра, – сказала она.

– Добра и зла, – ответил косоглазый незнакомец. – Мы как ветер. Дуем во все стороны.

Эсси кивнула.

– Ты возьмешь меня за руку, Эсси Трегауэн?

И он протянул ей руку. Рука была вся в веснушках, и хотя глаза у Эсси начали уже сдавать, она видела каждый оранжевый волосок на тыльной стороне ладони, сиявший золотом в предзакатном солнечном свете. Она прикусила губу. Потом нерешительно вложила свою с распухшими суставами руку в его.

Она была еще теплой, когда ее нашли, но жизнь покинула ее тело, и только половина гороха была очищена.

Глава пятая

Красавица Жизнь – как роза, цветет,

Смерть бродит за нею – весь день напролет.
Жизнь – госпожа, что в спальне сидит,
Смерть – к этой спальне идущий бандит…

В то субботнее утро только Зоря Утренняя встала попрощаться с ними. Взяв у Среды сорок пять долларов, она настояла на том, чтобы написать ему расписку, которую и набросала широким со множеством росчерков и завитушек почерком на обороте давно просроченного купона на скидку при покупке безалкогольных напитков. В утреннем свете она казалась совсем кукольной: старое личико умело подкрашено, а золотые волосы собраны в высокую прическу.

Среда поцеловал ей руку.

– Благодарю вас за гостеприимство, сударыня. Вы и ваши очаровательные сестры лучезарны, как само небо.

– Вы испорченный старик. – Она погрозила ему пальцем, а потом обняла. – Берегите себя. Мне бы не хотелось, чтобы вы исчезли раз и навсегда.

– И меня это в равной мере опечалило бы, сударыня.

Тени она пожала руку.