Американские боги

— Да я и в мотеле могу комнату снять, — пожал плечами Тень. — Какие проблемы?

— Можешь, конечно, и я на тебя останусь в обиде. Ну, то есть виду я, конечно, не подам. Но злобу затаю, — сказал мистер Нанси. — Так что давай-ка лучше оставайся, я тебе на кушетке постелю.

Мистер Нанси отвалил штормовые ставни и раскрыл окна. В доме пахло плесенью и сыростью, и был еще вдобавок к этим двум какой-то смутный сладковатый запах, будто здесь водились призраки давным-давно почивших печений.

Тень сперва согласился, весьма неохотно, переночевать у мистера Нанси, а потом — с еще большей неохотой — составить ему компанию и отправиться в бар в конце улицы, дабы пропустить там на сон грядущий по стаканчику, пока дом проветривается.

— Ты с Чернобогом-то виделся? — спросил мистер Нанси, когда они вышли в душную флоридскую ночь. Мимо то и дело с гудением проносились здоровенные летающие тараканы, а под ногами кишмя кишели еще какие-то членистоногие, пощелкивавшие на ходу твари. Мистер Нанси раскурил сигарку и тут же зашелся в отчаянном приступе кашля. Сигарки он, впрочем, так и не бросил.

— Когда я вышел из пещеры, его там уже не было.

— Домой, наверное, умчался. Там теперь будет тебя ждать, вероятнее всего.

— Ну да.

До конца улицы они дошли молча. Бар по виду был так себе, но по крайней мере он был открыт.

— По первому пиву проставляюсь я, — сказал мистер Нанси.

— Мы только по одному и собирались выпить, не больше, вы не забыли? — поинтересовался Тень.

— Ну что ты за человек такой? — вскинулся мистер Нанси. — Вечно придирки какие-то мелочные…

Мистер Нанси заплатил за первые два стакана пива, потом Тень заплатил еще за два. Потом он с ужасом наблюдал за тем, как мистер Нанси уламывает бармена запустить караоке, после чего — уже с чувством неловкого изумления — за тем, как старик, добравшись через пень-колоду до последней строчки «Что нового, киска?», перешел к весьма мелодичному и довольно уверенному исполнению «Как ты сегодня хороша».[137] Голос у него оказался очень даже ничего, с последними нотами песни та немногочисленная публика, которая была в баре, начала мистеру Нанси аплодировать и выкрикивать что-то не слишком членораздельное, но явно одобрительное.

К тому времени как он вернулся к стойке, возле которой стоял Тень, вид у него стал куда свежее прежнего. Ни тебе красных глаз, ни серовато-бледной кожи.

— Ну, теперь твоя очередь, — сказал он Тени.

— Исключено, — отрезал Тень.

Но мистер Нанси уже заказал им еще по стакану пива и протягивал Тени залапанную распечатку с репертуаром загруженных в аппарат песен.

— Просто выбери ту песню, в которой знаешь слова, и все дела.

— Не смешно, — сказал Тень.

Мир уже потихоньку тронулся у него перед глазами в кругосветное плавание, и сил на то, чтобы спорить с мистером Нанси, не было решительно никаких, и вот уже мистер Нанси поставил на аппарате «Не дай понять меня не так»,[138] и вытолкнул его — в буквальном смысле слова — на крохотную самопальную эстраду в дальнем углу барной залы.

Тень взял в руки микрофон так, будто боялся, что эта штука того и гляди оживет, а потом пошла музыка, и он через силу просипел первое слово: «Бейби…» Никто из сидевших в баре людей ничем в него не запустил. Да и слово раскатилось по языку как-то само собой. «Теперь ты понимаешь меня?» Голос у него был хрипловатый, но мелодичный, да и сама по себе эта хрипотца к песне подходила. «Порой мне кажется, что я сошел с ума. Но ты ведь знаешь сама, такое с каждым бывает…»

И он все пел и пел, даже и тогда, когда они шли домой, сквозь звенящий, плотный воздух флоридской летней ночи, двое мужчин, молодой и старый, и оба нетвердо держались на ногах, и оба были совершенно счастливы.

— «Пусть я не ангел, но я и не дурак, — пел он, обращаясь к паукам и крабам, к тараканам, ящерицам и прочей ночной твари. — Мой бог, не дай понять меня не так!»

Мистер Нанси довел его до кушетки. Кушетка оказалась Тени явно не по росту, и он решил, что будет спать на полу, но к тому времени, как решение спать на полу окончательно оформилось у него в голове, он уже спал мертвым сном, полулежа-полусидя на том крохотном диванчике.

Поначалу ему ничего не снилось. Он просто провалился в теплую и уютную темноту. А потом в темноте возник огонь костра, и он пошел на свет.

— Неплохо у тебя получилось, — шепотом, не открывая рта, сказал человек-бизон.

— Я даже не знаю, что я такого сделал, — сказал Тень.

— Ты установил мир, — ответил человек-бизон. — Ты взял наши слова и сделал их своими словами. Им все это время было невдомек: то, что они вообще были здесь, на этой земле — и люди, которые их почитали, были здесь — это все только потому, что нас это устраивало. Но мы ведь можем и передумать. И очень может быть, что в конце концов мы передумаем.

— А ты тоже бог? — спросил Тень.

Человек-бизон покачал головой. На секунду Тени даже показалось, что его вопрос рассмешил это существо.

— Я — земля, — сказал человек-бизон.

А потом в этом сне было что-то еще, чего Тень не запомнил.

Проснулся он от какого-то шкворчащего звука. Голова разламывалась, в глазах пульсировала боль.