Американские дети играют с удовольствием, французские – по правилам, а русские – до победы. Лучшее из систем воспитания разных стран

Помню, в начале перестройки, когда мы буквально голодали, из-за чего выглядели, видимо, особо одухотворенно, мой американский коллега, специалист по русской поэзии Лэрри, наверное, чтобы сделать мне приятное, сказал:

– Мне нравится Мандельштам. Когда я его читаю, я чувствую, как по горлу растекается чистый мед!

Меня чуть не вывернуло наизнанку. От предложения съесть великого покойного поэта…

Из-за этноцентризма европейцев, о которых еще недавно говорили как о рыцарях древней цивилизации – Старого Света, в Америке их до сих пор называют «еврососисками». Сосиска в данном случае олицетворяет гибкий, податливый хребет европейца, который еле держится на ногах и не тверд в своих решениях. Их называют также «евронытиками», «евроидами», «европниками». Слово «геморрой» стало активным синонимом для всех дел с европейцами.

Стоило укреплять евро, чтобы тратить их на витиеватую, бестолковую и безрезультативную дипломатию, вино, отдых, бюрократию и социальные программы. Вот кто настоящий иждивенец и паразит на мировом теле. Сексуальные коннотации обвинений сводятся к одному: американец – полноценный гетеросексуальный самец, а европеец – это конченый голубой или Eu-nuch – евнух. Французов кроют так часто и повсеместно, что, кажется, достаточно произнести слово «француз», чтобы кабак взорвался от гогота здоровых, краснолицых «ковбоев».

Смягчает американский антиевропеизм счастливое невежество американцев, чьи познания о Франции сводятся к тому, что это «где-то далеко».

Антиамериканизм во Франции уходит корнями в презрение к Англии и всему англосаксонскому. Активистская стратегия хороша в бейсболе, но подводит в частной жизни, считают французские обыватели. Чтобы что-то выросло – от кактуса до большого чувства, – нужно уметь брать паузы, ждать, тихо восхищаться, млеть, то есть периодически вести себя пассивно.

У нас, русских, амбивалентная психология. С одной стороны, «Поспешишь – людей насмешишь», с другой – «Под лежачий камень вода не течет», «Без труда не вытянешь и рыбку из пруда».

Правда, последние пословицы звучат скорее как уговоры, наконец, подняться из положения лежа и хоть что-нибудь сделать.

Надо сказать, что имперские амбиции французов давно воплощаются главным образом в символической плоскости, нацелены на умы потребителей.

Никто лучше французов не научился торговать образованием, воспитанием и манерами.

Они первыми стали торговать воздухом, нематериальными ценностями. Причем опережают они нас и американцев в гуманитарной сфере, оценив ее перспективность: какими бы развитыми ни были технологии, определять их развитие будет человек. Русские и американцы продолжают конкурировать в сфере новых технологий, понимая под научно-техническим прогрессом именно технический прогресс.

Интересно, что первые сеансы психоанализа и первые сеансы кино прошли именно в Париже в 1889 году. Франция увидела в кино гуманитарную технологию, Америка – информационную. Американцы активно практикуют психотерапию, чтобы стать еще более эффективными менеджерами. Французы ходят к терапевту, чтобы гармонизировать жизнь в целом и отношения с близкими людьми. Русские приходят к психологу часто только затем, чтобы научить его жить.

Антиевропеизм американцев носит скорее характер ситуативно обостряющегося колита, аллергии на протестные движения со стороны «дряхлых европейцев», которые вместо того, чтобы тихо сидеть себе в домах престарелых, пытаются влиять на погоду на улице выкриками и демагогией. Американцы, недолго думая, начинают действовать. Бездействие и отсутствие инициативы дома, в школе, в офисе, на улице, в постели считается в Америке тягчайшим грехом. Даже маргиналы, вроде Форреста Гампа или Макмерфи из «Полета над гнездом кукушки», могут вызвать восхищение и снискать национальное признание, если они хоть куда-то двигаются.