Аргументы, используемые южными историками в ответ на вроде бы «непотопляемую» концепцию их северных коллег о «заговоре рабовладельцев», стремившихся разрушить Союз, выглядят сегодня удивительно свежо и актуально. Обвинения Севера в «высокомерии», ощущении собственной моральной непогрешимости, стремлении к политическому и культурному доминированию иногда слово в слово совпадают с антиамериканской риторикой, столь привычной нам в начале XXI века. Для американцев-южан 1870-х гг., одержавшие военную победу «северные янки» являли собой такую же враждебную силу, какую видят в современных американцах, к примеру, жители Ирака.
Однако в отличие от нынешних противоречий, взаимная вражда обитателей Севера и Юга не базировалась на фундаментальных этнических, религиозных или цивилизационных основаниях. Важнейшие проблемы середины XIX в. – рабство, его распространение на новые территории, соревнование моделей экономического развития и соответствующих им политических идеологий – так или иначе, были в результате Гражданской войны разрешены. Идея национального единства стала доминантой трудов «историков-националистов», расцвет творчества которых пришелся на конец XIX – начало XX в. Один из них, Дж. Родс, по-сути снял своей интерпретацией сам вопрос о вине Севера или Юга, объяснив происхождение Гражданской войны действием объективных, не подвластных человеческой воле факторов. Он связал долгое существование рабства на Юге с изобретением хлопкоочистительной машины и превращением хлопка в сверхприбыльную культуру. Да, южане использовали на хлопковых плантациях труд чернокожих рабов, но ведь северяне покупали значительную часть производимого рабами продукта, тем самым участвуя в поддержании жизнеспособности системы рабовладения. Кроме того, для Родса и других историков-националистов Гражданская война была не только, и не столько человеческой трагедией и братоубийственной катастрофой, сколько мощным «локомотивом истории», событием, позволившим Соединенным Штатам резко ускорить свое экономическое развитие и войти в число великих держав. В рамках такого толкования, вопрос о вине терял свою актуальность, ведь какие частные ошибки не совершали бы политики, итогом все равно стал рост национального могущества42
.К вопросу о вине возвратились в конце 1930-х гг. сторонники т. н. «ревизионистского» историографического направления (Э. Кравен, Дж. Рэнделл)43
(не путать с историками-ревизионистами 1960-х гг.). Они считали, что Гражданской войны вполне можно было избежать, в ее развязывании виноваты политики и Юга, и Севера, и вообще все поколение живших тогда американцев, которые позволили вовлечь себя в страшное побоище без совершенных на то оснований. Большинство других стран избавилось от рабовладения мирным путем, почему Америке нужно было приносить такие жертвы? К тому же, в отличие от националистов, историки-ревизионисты не видели в последствиях Гражданской войны ничего позитивного для развития американской нации.Не вызывает сомнений, что на ход мыслей ревизионистов оказывала влияние обстановка кануна мировой войны, когда многим американцам не хотелось ввязываться в очередной вооруженный конфликт. Точно так же, после победоносного завершения Второй мировой, историки, впечатленные эффективностью силовых методов борьбы со злом, вновь заговорили о Гражданской войне в превосходных тонах. С. Морисон и А. Шлезингер-мл. писали о справедливости устремлений северян, движимых убеждением в высшей ценности человеческой свободы44
. С тех пор вопрос о вине и исторической ответственности Севера или Юга если и возникал в историографии, то в затушеванном и неявном виде, прямая дискуссия по этому поводу особенного интереса у историков не вызывала.Однако еще в начале ХХ в. в историографии Гражданской войны проявился новый дискуссионный пункт. Пришедшие на смену националистам историки-прогрессисты, как известно, оценивали индустриальный капитализм весьма низко. Для них он являлся главным врагом и источником многочисленных социальных проблем. Соответственно, итоги Гражданской войны для прогрессистов были, по большей части, негативными, а капиталистический Север выглядел ее главным разжигателем и зачинщиком. Но в отличие от южан, рассматривавших войну в категориях моральных и культурных различий, прогрессисты видели в основе всего экономические интересы и классовые конфликты. Размышляя о Гражданской войне с подобных позиций, они сформулировали второй важный для историографии вопрос: что являлось более существенной причиной конфликта – моральное негодование северян по поводу рабовладения или стремление капиталистической элиты Севера получить экономическое преобладание над южными плантаторами?