Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

(с). Это исчезновение всех интеллектуальных феноменов вследствие расстройства нервных аппаратов человеческого организма легко объясняется, если они будут рассматриваться (как материалист рассматривает их) не иначе как явления, зависящие от нервной системы в ее обычном состоянии возбуждения, которое возникает либо под действием впечатлений ab extra^{5}, либо под влиянием движений, зависящих от чувствующих поверхностей внутренних органов, и ассоциаций, возникающих ab intra^{6}. При таком взгляде на предмет все естественно и все объяснимо. Но если эти интеллектуальные явления являются свидетельствами и свойствами особой нематериальной сущности (души), то возникает непреодолимая трудность. Где находится сам предмет (the subject), когда все его свойства, все свидетельства его существования исчезли хотя бы на день иди на час? Материалист может легко объяснять оживление, происходящее при возобновленном возбуждении, исходя из непрекращающегося действия функций органической жизни.

4. [(a.)] Никакие законы разума не освободят вас от ограничений, накладываемых реальными фактами. Невозможно отрицать, что все эти интеллектуальные феномены, все эти специфические свойства нематериальной души, все эти единственные свидетельства ее существования являются также свойствами тела, ибо там, где нет нервных аппаратов, как, например, у растений, там они никогда не появляются, они не появляются также у зародыша и у ребенка, пока у него не разовьются большие полушария. Там, где нервная система расстроена в результате повреждения, болезни или воздействия лекарства, эти феномены также расстраиваются или даже исчезают. Когда умирает тело и нервная система вместе с ним, все эти феномены прекращаются и безвозвратно исчезают. Мы никогда не имеем, насколько сообщают [нам] наши чувства, ни малейшего свидетельства существования какой-либо остающейся сущности, которая, будучи связана с телом в течение жизни, отделилась бы от него при смерти. Это можно было бы утверждать, но не имеется ни единого факта, который мог бы это доказать: когда умирает тело, нет более ни восприятия, ни памяти, ни ведения. Насколько мы можем видеть, они умирают вместе с телом и не проявляют никакого признака своего последующего существования. Эти феномены, стало быть, феномены тела: если бы они также были феноменами души, то и душа подобно телу была бы материальной, ибо она имела бы общие с ним свойства.

(b). Когда говорят, что душа может существовать после того, как тело стало мертвым и распалось, я отвечаю: душа может также и не существовать: одно предположение столь же верно, как и другое. Вспомните о том, что недопустимо при добросовестной аргументации считать само собой разумеющимся существование вещи только на том основании, что она, может быть, существует. Если вы утверждаете ее существование, мы должны доказать ваше утверждение. Affirmantis est probare. A posse ad esse non valet consequentia^{7}.

(с). Если кто-либо скажет, что эти свойства только перестают существовать на время, я хотел бы у него выяснить, какую идею он соединяет с этой временной приостановкой, имеет ли он в виду что-либо иное, кроме того, что они [свойства] перестают существовать на это время. Дело обстоит так, что либо ничего другого не имеется в виду, либо предполагается нечто прямо противоречащее фактам. Более того, если бы подразумевалось нечто большее, легко можно было бы доказать, что предполагается извечное предсуществование (archetypical existence) абстрактных идей. Это — приближение к платоновским нелепостям, видоизмененным предустановленной гармонией Лейбница, которую, как я полагаю, невозможно защищать в наши дни. Кроме того, можно показать, что подобный скрытый (ulterior) смысл противоречит максиме impossibile est idem esse et non esse^{8}. Это влечет за собой грамматическую нелепость употребления прилагательного самого по себе без существительного.