Американские просветители. Избранные произведения в двух томах. Том 2

Предположим, мы оба читаем одну и ту же книгу за одним и тем же столом и что кот, прыгнув на стол и пройдя по книге, прервал наше чтение. Если через год вы меня встретите, ощущение моей личности вызовет у вас идеи стола, места и ситуации, кота и книги, т. е. вы их вспомните. Каким именно образом смешанные движения этих ощущений вызовут соответствующие изменения церебрального движения, которому мы даем имя идеи, я объяснить не могу. Это относится к тем многим реальным фактам, которые бесспорны, но необъяснимы. Обычный опыт устанавливает факт как вытекающий из общего закона нашей природы. Так, название, запах, вкус персика для того, кто ест его в темноте и кто видел и ел его прежде, вызовут форму и цвет персика, т. е. видимую идею, и наоборот.

Теорема 2. Если ощущения возникали только в определенном порядке следования, их способность вызывать идеи обнаружится только в той последовательности, в какой возникли первичные ассоциации. Если А, В, С, D, Е, F встречаются в таком порядке, С вызовет d, e, f, но не а, b. Мы можем прочитать молитву. Но кто из пас может прочитать ее наоборот?

Теорема 3. Простые идеи объединяются в комплекс посредством ассоциации.

Пусть А, В, С, D часто объединяются во всем многообразии комбинаций, тогда а, Ь, с, d восстановятся так мгновенно и механически, что образуют не последовательность идей, а смешанную комплексную идею. Пусть объем, форма, цвет, пушок, запах, вкус персика часто ассоциируются с его названием, как это и имеет место в действительности, тогда название будут вызывать все другие, смешанные таким образом идеи, образуя то, что мы называем абстрактной идеей персика. В этой смешанной комплексной идее обычно воспроизводятся те индивидуальные идеи, которые являются обычно выдающимися и характерными, а другие постепенно выпадают и становятся мимолетными или почти мимолетными. Так начинает формироваться, я думаю, то, что мы называем абстрактными идеями, к которым ради удобства письма и устной речи мы прибавляем наименования — письменные и устные, такие, например, идеи, как добродетель, порок, красота и т. д., которые сами по себе никакого реального существования не имеют и являются простыми изобретениями языка, чтобы помочь нашему рассуждению или исследованию.

Д-р Дарвин поясняет изменение церебральных движений в результате ассоциаций следующим образом. Вы желаете написать слово «человек». Вы пишете его, не думая об отдельных движениях пера, необходимых для написания каждой буквы, или о трудностях, испытанных вами, когда вы впервые учились писать. Теперь это совершается как одна простая, неанализируемая операция. Но подумайте о множестве мышечных движений руки и глаза, ассоциирующихся, чтобы позволить вам совершить эту операцию. Самый сложный случай ассоциации идей не является более трудным и непонятным. И одно и другое — равным образом неоспоримые факты.

Когда идея является очень сложной, эта комбинация может подавлять отдельные составные части, так же как в хорошо приготовленном пунше мы не различаем в отдельности вкус кислоты, сахара, спирта или лимона — все они растворились в комбинации. Так, семь цветов солнечного спектра, вращаясь с большой скоростью, вызывают ощущение, которое мы называем [ощущением] белого. Так, в языке целое может быть разложено примерно на тридцать простых звуков, которые теряются в комплексности их почти бесконечных комбинаций.

В комплексных идеях наибольшую силу в вызове одной идеи другой имеют сперва зрительная идея, а затем слуховая. Гораций замечает об этом: segnius irritant animos demissa per aures, quam quae sunt oeulis subjecta fidelibus^{28}.

Теорема 4. Язык является либо письменным, либо устным: это наиболее знакомый пример, которым мы располагаем в отношении ассоциации идей. Мать показывает ребенку персик, она все время повторяет: «Это — персик» — до тех пор, пока слово и ощущение не ассоциируются так прочно, что одно будет вызывать другое. То же самое и в письменной речи. Мы сперва выучиваемся связывать звук речи с написанным или напечатанным словом так часто, что одно при наличии другого появляется мгновенно и полностью. Поэтому при чтении описания слова благодаря ассоциации почти замещают перед умственным взором сами вещи. Это и есть идеальное представление лорда Кеймса. Допустим, я читаю описание боа констриктора или анаконды, давящей тигра. Из рисунка и описания змей и тигров я имею в основном правильную идею о них, хотя я никогда не видел ни того животного, ни другого. Идеи, возбуждаемые таким образом благодаря описанию, образуют то, что лорд Кеймс неудачно назвал идеальным присутствием (presence), а именно идеальное представление, возбужденное и вызванное ассоциациями, связанными с описанием.