УЧИТЕЛЬ: Бобры мохнатые.
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: Да ну?
ДОН: Ага.
УЧИТЕЛЬ:
ДОН: Я их не видел. Бобби видел.
УЧИТЕЛЬ: Сам в руки просится.
ДОН: Да.
УЧИТЕЛЬ: Сегодня пойдешь?
ДОН: Похоже на то.
УЧИТЕЛЬ: А кто полезет?
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: Малый он хороший, Дон, ты знаешь, как я отношусь к малому.
ДОН: Он молодец.
УЧИТЕЛЬ: Я понимаю.
ДОН: Что?
УЧИТЕЛЬ: И не подумай, что я к чему-то гну.
ДОН: Что?
УЧИТЕЛЬ: Не посылай малого.
ДОН: Не посылать Бобби?
УЧИТЕЛЬ: Не, подожди секунду. Давай рассудим. О чем мы говорим? О лояльности?
ДОН: Что?
УЧИТЕЛЬ: Лояльность. Меня прямо трогает, сколько ты для него делаешь.
ДОН: Что я для него делаю, Уолт?
УЧИТЕЛЬ: Много чего, ты сам знаешь.
ДОН: Нет, я ничего для него не делаю.
УЧИТЕЛЬ: В мыслях — ничего, но про что я говорю — на самом деле, делаешь. Это потрясающе. Я только говорю, что с лояльностью можно переборщить. Ты не будь тупым. Мы о чем тут говорим? О деле. Тебе надо взять у кого-то кухонный комбайн, музыкальный центр — ты посылаешь малого. Но если серьезная работа, он приходит и он не знает, что его поимели… Мы о чем говорим — мы говорим, например, о сейфе, а уж о паре хороших замков — точно. И надо найти ценную вещь. И чтоб он не бросался на всякую дрянь, на ложки стальные или на будильник. А?
ДОН: Не говори таких слов.
УЧИТЕЛЬ: У меня вырвалось.
ДОН: Ты знаешь, как я к этому отношусь.
УЧИТЕЛЬ: Да, извини. Я это уважаю. Я только говорю: не путай дело с удовольствием.
ДОН: И я не хочу такого слышать.
УЧИТЕЛЬ: Я больше чем понимаю, я извиняюсь.
ДОН: Вот этого не надо.
УЧИТЕЛЬ: Ладно. И я рад, что ты это сказал.
ДОН: Почему?
УЧИТЕЛЬ: Потому что такое лучше высказать вслух.
ДОН: Я не хочу, чтобы это высказывалось.
УЧИТЕЛЬ: Поэтому я извинился.
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: Да, он, правда, старается.
ДОН: И он не дурак.
УЧИТЕЛЬ: Совсем не дурак. Я только говорю, что это ему не по зубам. Чего тут зазорного? Ты хочешь завалить дело? Это не бирюльки — с чем пришел, с тем ушел.
ДОН: Это?
УЧИТЕЛЬ: Да.
ДОН: Этой штукой растопыривают ноги мертвой свинье — и вся кровь вытекает.
УЧИТЕЛЬ: М — мм.
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: «Ты договорился с ним», ты договорился и ты сказал ему?
ДОН: Я дал Эрлу десять процентов.
УЧИТЕЛЬ: Да? За что?
ДОН: Как посреднику.
УЧИТЕЛЬ: Значит, десять отнимаем — сорок пять и сорок пять.
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: Сто. Сто пятьдесят, если хорошо возьмем. Подумаешь…
ДОН: А ты, значит?…
УЧИТЕЛЬ: Я и д у. Иду, беру там. Приношу, — все дела.
ДОН: А я что делаю?
УЧИТЕЛЬ: Охраняешь базу.
ДОН:
УЧИТЕЛЬ: Вот она, база.
ДОН: Понимаешь, там настоящие классические деньги.
УЧИТЕЛЬ: Думаешь, я буду возиться с дурацкой мелочью?
ДОН: Постой, мы еще разговариваем.
УЧИТЕЛЬ: Извини, я думал, разговоры кончены.
ДОН: Нет.
УЧИТЕЛЬ: Ну, давай еще поговорим. Хочешь торговаться? Обсуждать проценты?
ДОН: Нет, я хочу секунду подумать.
УЧИТЕЛЬ: Думай, но вот тебе подсказка. Пятьдесят процентов от денег лучше, чем девяносто процентов от сломанного тостера, который тебе притащит малец. Это если не нарвется на сигнализацию. Дон, ты же ничего там не знаешь. Где он живет? Есть сигнализация, какая? А если, не дай бог, мужик сам войдет? И кто-то занервничает и огреет его настольной лампой? Хочешь быть душевным? Возьми эти девяносто долларов с пятицентовика и засунь себе в жопу! Вот и весь твой навар — а знаешь, почему? Сказать? Потому что не хочешь ехать первым классом.