Американский брат

– А те картины на втором этаже? Старинная фламандская живопись, которая, как говорит Луис, стоит целое состояние. Это подлинники?

– Ну, не совсем… То есть, меня обманули. Вокруг столько жуликов, которые продают полотна якобы старых мастеров. И много дураков с деньгами, которые этот хлам покупают. Это не подделки, но картины неизвестных мастеров. Более позднего периода. Так сказать, стилизация под старину. Начало двадцатого века. Они недорого стоят.

– Черт бы тебя побрал, Томас… Послушай моего совета: не рискуй, не вкладывай все деньги в эту спекуляцию. Вложи половину.

– Половину не имеет смысла, – отрезал Том. – Вариант только один: сыграть ва-банк. Вложенный миллион ситуацию не спасет. А ситуация простая: или все или ничего. Это отличный вариант. Я ждал его долго… Возможно, другого такого случая не подвернется еще год, два или пять. Но у меня нет ни года, ни пяти лет. Ты поможешь?

– Говори, чего ты хочешь?

– Этот телефон наверняка не прослушивают. И все-таки не хочется об этом вслух. Поэтому я сделал вот что. В телефоне камера с высоким разрешением. Ночью я на двух страничках написал по-английски текст. Затем его сфотографировал и сейчас направлю фото тебе, а бумажку сожгу. Это инструкция, что делать и как делать. Когда получишь письмо, прочитай внимательно, постарайся все запомнить и сделать, как там написано.

– А если почту перехватят?

– Ну, разговор могут прослушать, да и то вряд ли. Но почта… Брось, кому мы нужны. Мы не шпионы иностранных государств. Простые бизнесмены. Теперь пообещай, что все сделаешь.

– Постараюсь.

– Джон, мне очень нужны деньги. Я содержу жену, двух дочерей. У меня куча разных расходов, о которых ты не имеешь представления. Дом не выплачен… С чем я вернусь назад? С этими жалкими деньгами? Почти половину придется за дом доплатить. А у меня столько планов… Если все получится, я сорву банк почти в десять миллионов, возможно, гораздо больше. И никаких вычетов. Доходы с фондовой биржи здесь не облагают налогом. С десятью миллионами вернуться не стыдно, с ними я снова смогу развернуться…

– Ладно, я все понял, – сказал Джон. – Экономь время.

Он глядел в окно на противоположный дом, в темноте светилось всего четыре горящих окна.

* * *

Джон вошел в рабочий кабинет ровно в восемь тридцать утра, он снял пиджак и бросил его на диван. Закатал рукава рубашки, будто собрался приняться за физическую работу, копать землю или грузить кирпич. Он запер дверь изнутри, сел к столу распечатал письмо брата и уничтожил электронную версию. Положив два листка бумаги перед собой на стол и перечитал текст, стараясь запомнить адреса и фамилии.

Содержание письма удивило Джона. Брат держал миллион девятьсот тысяч долларов в благотворительной некоммерческой организации "Материнское сердце". Еще девятьсот тысяч в некоем фонде интеллектуальных инвестиций "Квант". Внизу странички – адреса и телефоны людей, которым надо позвонить. Один телефон оказался временно отключенным от сети, по телефону благотворительного фонда "Сердце матери" ответил мужчина с приятным баритоном.

– Я – Модест Петрович, – сказал он. – А вы Джон… Да, я все знаю. Приезжайте часа в четыре, все будет готово. Запишите…

Адрес, который продиктовал человек совпал с адресом, что прислал брат.

После девяти утра вызвал начальник службы безопасности Игорь Биркус. Это был высокий сухопарый мужчина лет сорока пяти с дубленой кожей и холодными серыми глазами. Несколько раз Джон побывал с Биркусом в русской бане, – татуировки у начальника были везде: на груди, спине, бедрах, коленях, ягодицах. Это картинки, которые имеют права наколоть только преступные авторитеты: церковные купола, скорбный лик божьей матери, карта России, замотанная колючей проволокой… Биркус и не скрывал, что в свое время был связан с организованной преступностью, в своей среде слыл специалистом по выбиванию долгов. Несколько лет провел за решеткой, но об этом периоде жизни рассказывал только под хмельком. Он всегда оставался человеком вежливым, избегал ругательных и блатных слов.

Биркус пожал руку Джона, из вежливости спросил, удачно ли тот слетал а Америку и какая погода в Майами. Джон раскрыл пакет и достал коробочку с электронными часами, подарок к дню рождения Биркуса, – и объяснил, что часы необычные – они показывают время, но и измеряют давление, а также число калорий, израсходованных человеком за единицу времени. Несколько минут Биркус, радуясь часам, словно младенец новой погремушке, возился с ними, забыв обо всем на свете: выставлял время, пробовал измерить давление и пульс.

В нищей семье, в крошечном рабочем поселке, где вырос Биркус, его единственной игрушкой была лошадка, выструганная из куска дерева и три пуговицы на шнурке. Лошадку однажды кто-то украл, а пуговицы он проглотил, когда сосал их, представляя, что во рту леденцы. Он не наигрался в детстве, сохранив страсть ко всяким замысловатым штукам на всю жизнь.