— Может, ты не хотел давать своей девушке повода для затяжного семейного скандала.
Это я оставил без комментариев.
Он погрузился в размышления, потом пожал плечами.
— Что сделано, то сделано, — он помахал сигарой. — Арним много чего рассказал. Он старается прикинуться пай-мальчиком. Признал, что звонил тебе в первую ночь и пытался тебя запугать. Услышав про смерть Вирны, он испугался, что она намекнула тебе про него. Все, что он делал после этого, было вызвано страхом, что его свяжут с Иви и разоблачат нарушение условий освобождения. Забавно — он мог бы получить разрешение покинуть штат, стоило подать прошение. Но он боялся попросить, и не собирался отсутствовать больше суток. Все выглядело вполне безопасно. И он был настолько привязан к своей бывшей жене, что решил рискнуть.
— Ты с Квимби разговаривал?
— Ага. Мы прижали его к стенке и по капле выдавили все. Помнишь ту бриллиантовую булавку, которую нашли у Вирны?
Я кивнул.
— Она получила ее от Квимби. Она крутила им, как хотела, и с ножом к горлу требовала денег. Он нашел это в доме Перно.
Я сказал:
— Она со всех собрала дань. Ну, все, кажется, расставлено по местам, кроме дружбы Камбро с Вирной.
— Давай считать, что он подобрал ее в офисе Дилона. Ей просто в голову не пришло совместить его и развод, когда она явилась к тебе на квартиру делать свое дело.
Я взял шляпу:
— Я тебе не нужен. И еду домой. Скажи ребятам, что ты загнал ее в ловушку, она влетела в ванную и проглотила яд, прежде чем ты успел ее остановить. О многом ты догадался сам, что не так далеко от истины. Дьявол, я же не ваш сотрудник, мне с этого нет никакого проку.
Он темными суровыми глазами задумчиво следил, как я надеваю шляпу, и не пытался меня остановить. Я вышел и направился вниз по улице, когда у дверей взвизгнула тормозами машина и вывалила кучу его ребят. За ними прибыл старый унылый фургон. Я поглазел на их разгрузку и даже помог принять большую плетеную корзину.
Я шел через парк. Ночь была совсем прозрачная, бледная луна казалась смотровым окошком на нескончаемом черном потолке. Я покачал головой, как будто мог вытрясти воспоминания, но это оказалось непросто. Мне казалось, что я вожусь со слабо закрученными гайками, брошенными неосторожным механиком. И вдруг осознал, что рот у меня открыт и что я дышу, как житель пригорода, полной грудью и наслаждаюсь утренней свежестью.
Глава двадцать восьмая
Две недели спустя вечером в пятницу я стоял у окна отеля «Сент-Джордж» на Бермудах. Только три часа назад рейс «Панамерикэн Клиппер» выпустил шасси, но Нью-Йорк уже остался в другой жизни. Заходящее солнце брызгало чистым золотом сквозь занавески, воздух был теплым и ароматным, а небо светилось багрянцем, обнимая море. Фантастическое зрелище, но я отвернулся и покосился на большую мягкую постель. Дульси заворочалась на подушках.
— Давай поженимся, дорогой, — попросила она.
Я рассмеялся.
— Должно быть, этот перелет совсем лишил тебя памяти, детка. Мы поженились сегодня утром.
— О-о! Тогда иди сюда.
Я подошел, она обвила руками мою шею и потянула вниз:
— Скотт, как ты думаешь, сколько нам заводить детей?
— Двоих будет в самый раз, — сказал я. — Но, вполне возможно, у нас получится четырнадцать.
Она задохнулась:
— Так много!
— Ничего не поделаешь, детка. У меня бессонница.
Она затихла, зарывшись носом мне в ключицу. Потом, немного погодя спросила:
— О чем ты думаешь, милый?
— О том, что все устраивается как по нотам, — ответил я. — Дилон разделался с делом Перно, бросив кость Квимби. Арнима отослали обратно в Синг-Синг отбывать срок до звонка. Джанейро поймали и отправили на стул. Карен Перно нашла себе занятие и поет в «Лунной Террасе». А я заполучил тебя. И шум прибоя, рассыпающегося по гальке.
Мягкий бриз раздул занавески. В комнате сгущались сумерки. Было тихо и спокойно.
— Скотт?
— Да.
— А на Бермудах часто дожди?
Ее волосы шелком струились меж моих пальцев.
— А что, детка?
— Ну, помнишь, ты говорил о медовом месяце в Индии в сезон дождей, потому что дождь всегда делает тебя таким… таким… темпераментным…
Я расхохотался.
— Ну ладно, я надеюсь, дождь будет идти всю неделю, — страстно прошептала она.
Я обнял ее крепко-крепко.
Стенли Эллин
СВЕТ МОЙ, ЗЕРКАЛЬЦЕ, СКАЖИ…
Меня предупредили об открывшейся язве.
Там, заявил медик из страховой компании, ткнув своим пальцем «туда», в двенадцатиперстную кишку. Нервное напряжение действует на нее, как наждачная бумага. Отдохните. Успокойтесь.
Потому в тот момент я не слишком удивился резкой боли «там», будто всю мою желчь собрали в шприц и вкололи в это самое уязвимое место.
Но как, черт возьми, можно оставаться спокойным с этой непонятной пороховой вонью в ванной комнате? И этой полнотелой совершенно неподвижной женщиной, видимо, убитой из лежащего рядом с ней револьвера?
Мой револьвер!
Господи Боже!
Из проигрывателя в гостиной к моему ужасу продолжала звучать «Carmina Burana» Карла Орфа, наполняя пространство музыкой. Хор с воздетыми пивными кружками восхвалял полнотелых женщин и оглашенно вторил тенору.