— Только не это, старик! Я знаю, что он лауреат Нобелевской премии, последний из великих, отшельник и все прочее, но если ты меня представишь, то, думаю, не умрешь. Он мог все же слышать обо мне.
— Послушай, Винс, он болен, не любит суеты и совершенно не желает издаваться у Макмануса и Нэйджа. Поэтому я бы предпочел…
— Я примчался сюда из Лондона только из-за этого, Пит! Увидеть его ещё живым. Может быть, переброситься с ним парой слов. В конечном счете, Боже, это гений! Новый Ибсен. И ты считаешь себя в праве запретить мне пожать руку такому человеку?
— Ты уже раз пожал руку Норману Мейлеру. С тебя этого мало?
Он посмотрел на меня так, что я понял — ему это неприятно.
— Послушай, старик, все, чего я прошу — это полчаса. И я клянусь, что не устрою сцены. Когда ты с ним встречаешься?
— Сегодня после обеда. В три часа.
— У тебя? В твоем номере?
— Да.
— Я буду у тебя. И тут же вылетаю обратно в Лондон. Ты поднимешься к себе прямо сейчас?
— Нет.
— Отлично. Я могу оккупировать твою кровать и наверстать упущенный сон до прихода Грандаля.
— Нет нужды оккупировать мою постель. Я закажу тебе номер. Пусть будет приятнее для тебя.
— За счет фирмы?
— Естественно.
Винс оценил Карен, затем невозмутимо огляделся, бросил взгляд на журналы и подмигнул мне с похотливым видом.
— Да, старина, я думаю, так будет удобнее для всех.
Строгет — длинная улица с магазинами, ресторанами и кинотеатрами. Въезд автомобилей запрещен, поэтому мы с Карен могли шагать прямо по мостовой в толпе людей, заполнивших всю проезжую часть. Карен, казалось нуждавшаяся в постоянной подпитке, съела второй рожок мороженого. Но судя по окружавшей нас толпе, это, видимо, датская привычка: все хрустели рожками. Невероятное количество уже достигших половой зрелости детей тащилось за своими родителями с леденцами во рту.
Костлявая девица, которая в Нью-Йорке сошла бы за знаменитую модель, пересекла нам дорогу, волоча за собой пуделя: ноги как спички, высокомерный и пустой взгляд; позолотой блестели не только её лакированные ногти, но и веки, и, что ещё более невероятно, у него были черные роговые очки и такой же леденец!
Карен толкнула меня локтем.
— Ты видишь?
— Да. Похож на игрушку.
— Не собаку. Ее. Ты видел, как она на тебя посмотрела?
— Нет, я рассматривал собаку.
— Ну что ж, эта девица просверлила тебя взглядом насквозь! Будто она была… ну ты знаешь…
Карен раздражено щелкнула пальцами.
— Возбуждена?
Она посмотрела на меня и расхохоталась.
— Может быть и это тоже. Но я хотела сказать, что она восхищен.
— Восхищена.
— Пусть восхищена. И ты знаешь, мне это нравится. Большинство мужчин не столь высоки и красивы, как ты.
— Здорово.
— Да, — согласилась она поднимая руку к подбородку. — Я вот такая высокая, а они где-то там внизу. Потому люди находят это забавным. Как было бы забавным, если бы я прогулялась с твоим приятелем, недавним добрячком у газетного киоска.
— Если тебе когда-нибудь доведется встретится с ним, постарайся не говорить ему этого. Он обидится.
— Да, я понимаю…
Она хмурит брови и доедает рожок с мороженым, прежде чем заговорить о том, что её волнует.
— Он может доставить тебе неприятности из-за меня?
— Ты хочешь сказать, из-за того, что видел нас вместе?
— Да. Мужчины таковы, они иногда отпускают плоские шуточки при всех. И чаще всего при женщине. При жене.
— Нет, не думаю, что он глуп до такой степени, — и тут некая мысль зародилась и расцвела в моем мозгу. — Может быть, даже к лучшему, что я встретил его.
— У лучшему? Не понимаю.
— И не нужно. Куда ты ведешь меня?
— Я тебе сказала. В «Ботик». Это недалеко.
«Ботик» — длинный узкий магазин, где продается одежда для дам, маленький зал, сообщающийся с другими анфиладой, как в старых квартирах. В первом только трикотаж; толстые свитеры, выставленные в витринах, надеты на проволочные каркасы — торсы. К нам подошла продавщица и Карен спросила:
— Фру Герда?
Девушка обернулась и махнула рукой в глубину зала. Карен повлекла меня за собой; за каждой новой дверью зрелище менялось, мы прошли от лыжных костюмов до вечерних платьев и ночных сорочек. Герда оказалась в последнем зале, заполненном бельем. Она нежно обняла Карен и протянула мне крепкую руку. Карен объяснила цель нашего визита.
— Какой размер у вашей жены? — спросила Герда.
— Она скорее малышка, очень тоненькая. Похожа на вашу продавщицу в первом зале. Но с более развитой грудью. Понимаете?
Я развел руки, пытаясь дать понять, что у Джоан очень крупные груди. Герда улыбнулась.
— Счастливый муж! Десятый размер, американский, а здесь сороковой.
Коробки открыты и вещи выложены. Вскоре прилавок и стулья полностью скрылись под нижним бельем, ночными рубашками, пеньюарами и baby-dolls. Я приступаю к отбору. Раз или два, видя, что я удивлен ценой, Карен заявляет Герде:
— For dyrt. Слишком дорого.
Герда не пыталась навязать мне эти вещи; она просто откладывала их в сторону. Несмотря на это, счет оказался довольно внушителен. Карен выхватила его у меня из рук, подсчитала в уме и, нахмурив брови, повернулась к Герде, как бы давая понять астрономический размер суммы.
— Rabaten?