Она поднимается, встает перед огромным зеркалом, держа перед собой ночную сорочку. Она такая же рослая, как и Карен, но более массивная. И в то время как Карен использует лишь макияж, эта выделяет не только губы, но и соски. Различия бросаются в глаза. Карен холодна и разыгрывает страсть. На профессиональном жаргоне — она знает, как возбудиться и возбуждается ещё больше, если речь идет о деньгах. Вивьен не разыгрывает страсть, она сама достаточно страстна. Стоя перед зеркалом с полуприкрытыми ресницами и приоткрытыми губами при сжатых зубах, с раздувающимися ноздрями, она не восхищается своим телом, как это делает Карен, но оценивает возможности его использования. Тело — это профессиональный инструмент, и обожает она его функции, а не само тело.
Она надевает сорочку. Красные соски кажутся черными под дымчатой кисеей.
— Так любишь? — спрашивает она у моего отражения.
— Люблю.
Она с интересом изучает отражение. Как балерина поднимает и закладывает за голову руки.
— Волоски в подмышках, надеюсь, тебя не шокируют?
— Нет, но как американцу мне кажется это неудобным.
— Но я уже давно интернациональна, дорогой. И может быть, несколько упряма.
Она поворачивается к зеркалу, смотрит на меня, вначале на меня, а затем на кровать. Я киваю.
— Спешить некуда.
— Я вижу. Ожидание — половина удовольствия. Как когда идешь к дантисту.
Я смеюсь, это её удивляет, поэтому я объясняю.
— Теперь я знаю, кто ты. Впервые, когда я тебя увидел, я действительно шел к дантисту.
— В тот день в отеле? Маленький обалдевший разносчик?
— Нет, накануне. На тротуаре Фледжер стрит. Ты выходила из своей машины. Первое, что бросилось в глаза — твой зад и ноги. Ты наклонилась поправить застежку на туфле. Прямо посреди дороги.
— Я делала это мастерски. Чтобы возбудить мужчин.
— Ты странным образом возбудила и меня.
— Я знаю. Ну что же, выпьем стаканчик за приятные воспоминания?
— Аквавит со льдом?
— Отлично. Правда, если лед старика Грандаля не растаял.
Несмотря на звонок, никто не пришел убрать со стола и, зная теперь обслуживание в «Регале», я был почти уверен, что все останется до утреннего визита горничной.
Вивьен, гримасничая, оглядела стол, выудила белый кусочек курицы и принялась его жевать.
— Грандаль с компанией неплохо поработали.
— Безусловно.
— Это датская привычка.
— Как и все остальное.
— Я предпочитаю остальное, — заметила она. — Остался лед?
Горстка льда плавала на поверхности. Я выловил его, бросил в стакан и залил водкой. Все это протянул Вивьен.
— Ты не будешь?
— Выпьем вместе.
Поочередно мы пили до тех пор, пока стакан не опустел, затем она мне улыбнулась.
— Не правда ли, все было не зря? Грандаль теперь твоя собственность?
— Да.
— Ты знаешь, ваш издательский дом ведь может просто выбросить деньги на ветер.
— Не исключено.
— А тот французский гений, с которым ты недавно подписал контракт? Ведь он не сможет с успехом разойтись в Америке, не так ли? И даже в Англии?
— Я не думал об этом.
— А все эти бородачи, которых ты собрал под крылышко издательского дома в обмен на их нерожденные шедевры? Необоснованный риск, тебе не кажется?
— Крайне рискованно.
— И все лишь для того, чтобы не чувствовать духа Винса Кенны?
— Может быть отчасти.
— Отчасти? А остальное? Старый добрый культ устарелых героев?
— Мне кажется, это не так.
— Нет. Но тем не менее какой забавный пантеон! Добрый старый Том Хаббен спина к спине с Андерсом Грандалем.
— Послушай, дорогая, может быть, ты позволишь мне самому заняться маленькими парадоксами моей жизни?
Она покачала головой.
— Время волнений уже давно прошло. А судя по этим мелочам на прикроватном столике, настал час расслабления и сна. Время принимать пилюли.
— Скорее время сладкой лени, ясно тебе? Ты в самом деле знаешь обо мне очень многое.
— Все самое важное, дорогой.
— Тогда как я практически ничего не знаю о тебе, за исключением имени.
Смех её напоминает смех Карен.
— А Вивьен даже не мое имя.
— Что же это тогда?
— Неважно. Это часть меня самой. Скрылась и забылась.
— Почему ты выбрала имя Вивьен?
— Ты помнишь «Унесенные ветром»?
— Вивьен Ли?
— Верно. Моя кормилица, если можно так выразиться. Я находила её просто фантастической. Полное перевоплощение.
— Бедная малышка. Брошенная Кларком Гэйблом до наступления половой зрелости!
— Не так все было у Скарлетт. Я точно знаю, что когда он её в конце бросает, это не настоящее прощание. Он вернется на следующее утро, привязанный своею страстью, как осел, и овладеет ею прямо у входа. На ковре.
— Жаль, что из фильма эту сцену вырезали.
— Я тоже так подумала. Но дело в том, милый, что тебе лучше не задаваться вопросом, кто я… Дверь закрыта на замок?
— Не уходи от разговора, Вивьен.
— Сожалею, солнышко, но я очень замкнутая натура. Даже слишком.
Я пошел закрыть дверь и повернул ключ. Несколько скованные, мы вернулись в комнату. Вивьен тотчас же упала в кресло. Стараясь не смотреть на меня, она подняла ноги и положила их на край кресла. Низ ночной рубашки вначале натянулся на коленях, затем соскользнул на бедра, ничего больше не скрывая.
— Еще один способ сменить тему разговора?
— Дорогой, это и есть предмет разговора.