Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945

Полковник выслушал меня внимательно и, помолчав минуту-другую, произнес, не глядя ни на меня, ни на подполковника Андреенко, а как бы размышляя вслух:

— Нельзя исключать того, что смерть президента Рузвельта может привести к довольно крутому повороту в наших взаимоотношениях с Америкой и Великобританией… создать критическую точку поворота в отношениях США с нами.

Я понял, что Костин имел в виду слова Геббельса.

Костин, словно продолжая размышлять вслух, заговорил о рейхсминистре гитлеровской пропаганды:

— Геббельса называют самым умным, самым образованным и агрессивным специалистом устной и печатной нацистской пропаганды. Он сложен, зловещ, непримирим и беспощаден. Его комментарий о «поворотном пункте» в отношениях между СССР и США не лишен определенных оснований…

До сих пор не могу поверить, что президент Рузвельт умер своей смертью! Правда, на фотографиях, появившихся в печати после Ялтинской конференции, «Большой тройки»: Черчилль, Рузвельт и Сталин, он выглядел больным. Это правда. Я тогда еще подумал: «Дай Бог, чтобы он дожил до конца войны!» Тем не менее его смерть стала шоком для многих людей во всем мире. Я слышал по радио, как вдова Рузвельта Элеонора заявила по поводу смерти мужа: «Я больше сожалею о людях Америки и о людях других стран мира, чем о нас самих» («I am more sorry for the people of the country and of the world than I am for us»).

Стокгольмское радио на английском языке: «В Москве маршал Сталин спросил посла США Аверелла Гарримана, что мог бы сделать Советский Союз, чтобы проявить свое глубочайшее уважение памяти покойного президента. Гарриман ответил: «Направьте господина Молотова на конференцию в Сан-Франциско. Эту конференцию задумал покойный президент Рузвельт, чтобы организовать послевоенную Организацию Объединенных Наций».

15 апреля 1945 года Агентурный отдел в автобусе

Никто никогда не скажет вам — когда, в какой день и час должно будет начаться каждое новое наступление. Причем, как мне удалось установить, не только командиры рот и батальонов этого не знают, не только командиры полков, бригад и дивизий, но даже командиры корпусов, а может быть, и армий не знают точной даты и часа каждого нового наступления. Эти сведения, как я понимаю, держатся в строжайшем секрете, чтобы они каким-то образом не просочились к противнику. Командармы, оказалось, получали дату и час наступления за сутки, комкоры, комдивы и комбриги — за 12 часов до начала; комполка — за 6 часов, а комбаты и комроты — за 2–3 часа. Если противнику удавалось взять советского языка, можно было его пытать, хоть резать на куски, но сказать день и час начала нового наступления он не может: просто не знает. Тем не менее солдаты научились по каким-то едва видимым и ощутимым приметам чувствовать приближение даты нового наступления.

Прошлой ночью все радиостанции Германии транслировали приказ фюрера. Я его записал, перевел и доложил своему начальнику отдела.

«Солдаты немецкого Восточного фронта! — приказывал фюрер. — Еврейские большевики являются нашими заклятыми врагами. Они пытаются разгромить и уничтожить нашу Германию. Вы, солдаты Восточного фронта, знаете, какая это угроза для всех немецких женщин, девушек, стариков и детей. Стариков и детей они убивают, а женщин и девушек превращают в своих казарменных проституток и затем отправляют в Сибирь. С января 1945 года мы сделали все, чтобы создать мощный Восточный фронт. К вам для укрепления направлена могучая артиллерия, резервные подразделения и фольксштурм. На этот раз большевики должны будут захлебнуться своей кровью на пороге столицы нашего немецкого рейха. Если кто-то даст вам команду к отступлению, он должен быть, независимо от его ранга, незамедлительно арестован и казнен. Берлин остается немецким… В этот час, когда судьба прибрала величайшего военного преступника всех времен и народов (имелся в виду президент Рузвельт. — Авт.), вся немецкая нация смотрит на вас, мои солдаты Восточного фронта, и надеется только на вас, надеется, что вы потопите натиск заклятого врага в море большевистской крови.

— Знаете, Никлас, — сказал мне Андреенко, после того как я ему прочел мой перевод приказа фюрера, — в украинском языке есть давнишняя присказка: «Казав глухий — почуемо, казав слiпий — побачимо»…

В 15.00 из Ландсберга вернулись: командующий 2-й гвардейской танковой армией, начальник штаба, начальник оперативного отдела и начальник разведуправления.

Полковник Костин собрал всех офицеров отдела и сделал краткое, ясное заявление о предстоящей операции.