Американский доброволец в Красной армии. На Т-34 от Курской дуги до Рейхстага. Воспоминания офицера-разведчика. 1943–1945

В центре «гранд-землянки» стояли параллельно друг другу два десятиметровых стола и один трехметровый — перпендикулярно к ним. Это был стол для «президиума». За длинными столами поместилось почти двести человек. А за столом «президиума» — около дюжины или чуть больше: командир корпуса и его заместители, командиры бригад и отдельных полков со своими замами. Столы были покрыты десятками бутылок русского хлебного кваса, грузинского вина, армянского коньяка, украинской «горилки з перцем», белорусской «Беловежской Пущи» и «Московской» водки. На столах также было обилие яств, название которым даже принцесса Оксана не знала.

Даже наши опытные ветераны — майор Жихарев и гвардии старший лейтенант Олег Милюшев сказали, что ничего подобного никогда не видывали раньше: ни после разгрома немецко-фашистских войск под Москвой в декабре 1941 года, ни после битвы под Сталинградом в феврале 1943 года.

Ретроспекция-7 «Штрихи настоящего социализма»

Как ни странно, но такое разнообразие яств я впервые увидел тогда, в разгар большой войны. Когда наша семья приехала из США в Макеевку, мы были шокированы тем, как приходилось нам добывать еду. Мы, трое американцев, — старшие братья Майк и Джон и я, — должны были простоять всю ночь в очереди, чтобы по карточкам купить черного ржаного хлеба на всю семью. Ведь Пап работает в доменном цеху, и ему следовало ночью как следует выспаться, чтобы на следующий день быть в форме; у мамы был тромбофлебит, и она стоять в очередях не могла. Моя смена в очереди начиналась в семь вечера и продолжалась до 10 часов вечера; смена Майка начиналась в 10 часов вечера и продолжалась до 4 часов ночи; Джон приходил в очередь, чтобы сменить Майка, в 4 часа утра и стоял в очереди до восьми утра. В 8 часов снова приходил Майк и ждал открытия хлебной лавки до тех пор, пока ему не выдадут положенные по пяти хлебным карточкам 1 килограмм и 200 граммов хлеба. Иногда это была одна буханка; иногда — буханка с довеском.

Кроме того, раз в месяц нашей семье полагался по карточкам литр постного масла, 2 килограмма перловки или пшена и 1 килограмм повидла. Пап, как рабочий, получал 400 граммов хлеба, а мама и мы, трое братьев, — по 200 граммов, так как считались иждивенцами. Причем жили мы впятером вместо обещанного коттеджа в двухкомнатной квартире (а по американским понятиям — в односпальной). Квартира состояла из одной комнаты — 18 квадратных метров, одной спаленки — 12 квадратных метров и кухни — 6 квадратных метров. Печка топилась углем. Водопровод не работал. Туалетная комнатушка была, но канализация работала очень плохо. (Весь 36-квартирный дом сдали недостроенным.) А коттедж, который обещали отцу в Нью-Йорке сотрудники Амторга, нам показали, но при этом сказали: «У нас произошло непредвиденное событие: женился молодой донецкий писатель Авдеенко, и мы вынуждены были отдать ему ваш дом. Потерпите немного в этой квартире, а мы что-нибудь придумаем…» (Замечу в скобках: так и думали до 60-х годов XX столетия.)

Мы спрашивали нашего Пап, где же обещанный нам в Нью-Йорке советский социализм. Пап отвечал:

— Надо немного подождать, потерпеть. Через пару лет все образуется. Не видели мы красной и черной икры ни в Америке при капитализме, не видим ее и в СССР при социализме. Не видели мы в Штатах жареных уток. Не видели и молочных поросят с морковками во рту — уже в СССР…

Но вот что действительно оказалось правдой, так это то, что мама смогла лечиться бесплатно. Высшее образование для Майка было бесплатным и со стипендией. Пап работал не по 12 часов в сутки, как в США, а только 6 часов с оплаченными выходными и месячным оплаченным отпуском. Один раз в год от профсоюза он получал для себя и для мамы бесплатную путевку в санаторий «Левадия» (бывший царский дворец) в Крыму.

— Это штрихи настоящего социализма, — говорил нам Пап.

Мы ему привыкли верить…

31 декабря 1943 года — 1 января 1944 года Новогодняя ночь в Александровке-Второй

…Начиналась встреча Нового года в нашей огромной фронтовой землянке.

Когда полковник доктор Селезень появился в «зале», он подошел к нам с Оксаной, чтобы нас обоих крепко обнять и поцеловать. Сел рядом с нами рядом, а не там, где сидело высокое начальство: генералы, полковники и подполковники. Он относился к нам с Оксаной действительно по-отечески. Полковник Селезень прекрасно понимал, почему Оксана решила быть на войне со мной в одной танковой роте разведки, и дал нам своего рода благословение.

Командир корпуса генерал Бахаров встал и предложил всем присутствующим наполнить бокалы и поднять первый тост за лидера Советского Союза и Верховного главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Потом помянули героев — солдат и командиров, павших за освобождение Родины от немецко-фашистских оккупантов.

А третий тост, особенно мне понравившийся, был за англо-американских союзников, которые в Тегеране твердо пообещали наконец открыть во Франции второй фронт.