Американский доктор из России, или История успеха

Этого я в нем тоже не замечал. Но не было смысла возражать. Я лишь сказал:

— Не думаю, чтобы Грант нуждался в моих консультациях.

— Почему? Он понимает, что знает и умеет меньше тебя.

Вот и подтверждение моих догадок: позицию директора отдали не знающему иммигранту, а малознающему американцу. В научные дела явно вмешалась политика.

— Во всяком случае, сам я навязываться Гранту не собираюсь. Есть хорошая русская поговорка военных лет: «Ни на что не напрашивайся, ни от чего не отказывайся».

— Как? Повтори. Почему так?

— На войне никто не знает, где его подстерегает пуля. Если сам напросишься идти в разведку из окопа — можно получить пулю в лоб. Если отказаться вылезти из окопа — артиллерийский снаряд может попасть в окоп. Так что выход один: ни на что не напрашиваться и ни от чего не отказываться. И я тоже не знаю, где ждать пулю.

Виктор любил острое словцо, но больше говорить не хотел.

Как я и предполагал, Грант ко мне за консультациями не обращался. И я к нему с советами не лез. Каждый из нас делал теперь илизаровские операции порознь, ничего не обсуждая друг с другом. Но у нас был общий помощник Аркадий Бляхер. Его недавно взяли на работу техником, хотя, как я говорил, у него был очень плохой английский. Теперь мне стало ясно, почему поспешили его взять: он знал тонкости илизаровских операций и нужен был для помощи Гранту.

Аркадий с самого начала отличался от Лени Селя, который целеустремленно шел к цели — сдать врачебный экзамен. Аркадий любил рассказывать истории, а поскольку американцы его не понимали, он рассказывал их нам с Изабеллой. В основе большинства его историй лежала любовь к блондинкам, к водке «Абсолют» и к бане. Казалось, что о предстоящем экзамене он думал гораздо меньше.

— Аркадий, вы должны много читать и вслушиваться в то, что говорят американцы. И я тоже так начинал.

— Да я стараюсь. Но вот, тыры-пыры, поди ж ты, медленно получается.

Как с ним общался Грант, я не представлял. Но видел, что Аркадию работать с ним не нравится: он приходил с каждой операции расстроенный и жаловался, что у них в Кургане все делали не так:

— За такую работу старик нас бы выгнал. Не знаю, это по-американски?

Из любопытства я спрашивал:

— Как прошла последняя операция?

— А чего говорить? Что накануне сделали, на следующий день переделывали. Я пытался ему внушить, мол, тыры-пыры. Но ой мне тоже, по-своему, тыры-пыры. Понимать не хочет. И на следующий день все приходится переделывать, тыры-пыры… И операций все меньше и меньше.

Я с грустью наблюдал, как постепенно гибло мое дело. Но с Виктором я на эту тему больше никогда не разговаривал. А он как будто и не замечал происходящего. Или не хотел замечать. Он окончательно решил уходить с директорства и передавал дела другому.

Как раз в то время нам с ним пришла повестка в гражданский суд: судить нас собирался бывший пациент Виктора карлик Гизай. В обвинение были внесены имена всех докторов и даже сестер, которые участвовали в его лечении пять лет назад. Но главными обвиняемыми были мы с Виктором. В иске мы фигурировали как «хирурги-бандиты», там утверждалось, что мы были преступно невнимательны и неквалифицированны, применили неправильный метод лечения, что, кроме мук, больному ничего не дало. За это Гизай теперь требовал с нас ни много ни мало как… сто сорок миллионов долларов.

Я уже по опыту знал, что завышенные штрафы — забота адвокатов, поэтому не испугался, как в первый раз. Я вспомнил всю историю лечения Гизая. С самого начала вокруг него была создана атмосфера ажиотажа, Виктор опрометчиво наобещал его родителям слишком большое удлинение ног, а родители по секрету от нас давали Гизаю в качестве болеутоляющего наркотики, так что у него начинались судороги, и мы опять клали его в госпиталь. Я вспомнил, как организовал для него консультацию Илизарова и он дал свои рекомендации, а родители им не последовали.

Мы уже давно ничего не знали о Гизае — каково его состояние теперь? Наш адвокат Тед Розенцвейг встречался с его адвокатом и узнал, что Гизай почти не может ходить и ездит в инвалидном кресле, но он поступил в колледж. А родители его развелись; мать вышла замуж за богача — нашла то, что хотела.

И тут как раз мне позвонила мать другого карлика — Антони, которому мы удлиняли руки, а потом и ноги. У него все прошло благополучно, и он тоже учился в колледже.

— Доктор Владимир, знаете, мне недавно неожиданно позвонила мать Гизая, спросила про Антони, а потом вдруг предложила: давай судить Френкеля и Владимира, мы сможем содрать с них много денег.

Я вспомнил, что, когда мы с Ириной были на обеде в доме Гизая, его мать говорила, что хочет стать губернатором штата Нью Джерси. Вот авантюристка! Мало ей денег!..

Я сказал матери Антони:

— Да, мы недавно получили повестку из суда. Если суд все-таки состоится, вы согласитесь повторить ваши показания?

— Да, я приду, чтобы наказать эту паршивку.

Я рассказал о ее звонке Виктору и Теду. Виктор лишь покачал головой, но Тед ухватился за эту новость:

— Прекрасно, такое показание поможет нам легко выиграть дело.