Американский доктор из России, или История успеха

Сотрудники были молодые, недавно окончившие университеты — так называемые постдоки (после докторантуры) из разных стран: Италии, Бразилии, Франции, Англии, Китая, Израиля, Аргентины, Японии, Голландии, Германии, было и несколько американцев. Почти из всех стран, кроме России, которая все еще была за железным занавесом, затормозившим советскую науку на десятилетия.

Лаборатория была ярким примером интернационализма свободной науки. Молодые ученые энтузиасты стремились попасть в нее на два-три года, привлеченные тематикой исследований и именем руководителя. В науке важно учиться у большого ученого, и совсем не важно — в какой стране. Постдоки приезжали, трое-четверо, каждый год, делали эксперименты, писали научные статьи или диссертации. Это помогало не только их знаниям, но и карьере: всю жизнь потом они могли писать в своих рабочих резюме, что работали в той лаборатории — им открывалась возможность получить хорошую должность. Были среди них и практические врачи-кардиологи, но и им это было нужно для научного продвижения. Ирине приходилось им помогать и все растолковывать. Почти все были в Америке впервые, удивлялись стилю американкой жизни, не понимали. Она им многое разъясняла. Американцы из других штатов тоже впервые были в Нью-Йорке и тоже многому удивлялись. И Ирина опять рассказами и показом помогала им освоиться здесь, понять новые условия и привыкнуть к ним. Она даже шутила:

— Майк думает, что это его лаборатория. Но я считаю, что она моя.

Самой ей было чрезвычайно интересно наблюдать людей разных стран, культур и традиций. Это было более познавательно, чем чтение книг и просмотр фильмов об их странах.

Хотя сотрудники были почти вдвое моложе Ирины, но относились они к ней как к своей сверстнице.

У меня на работе было свое окружение — практически доктора-американцы, а у Ирины — научные работники всех стран мира. А среды врачей и лабораторных научных работников — очень разные. И мы с ней рассказывали друг другу о них, делились впечатлениями дня. Есть семьи, где мужья и жены любят делиться друг с другом рассказами, а есть и такие семьи, в которых все умалчивается. Мы с Ириной привыкли всю жизнь, сходясь за поздней едой на кухне, рассказывать о событиях и людях и их оценивать. Это обогащает знания об окружении и жизни. А американцы верно говорят: «Жизнь это то, что происходит с другими людьми».

Почти каждый вечер Ирина в красках и лицах изображала мне сцены из жизни ее лаборатории. Она хороший и забавный рассказчик. У нее с детства были задатки юмориста и талант подмечать в событиях и людях самое интересное и типичное (недаром она дочь известного фельетониста из «Крокодила»). И у нее есть мимический талант представлять людей точно и смешно. Делясь со мной рассказами, она изображала все как живые сценки, представляя персонажей своих рассказов в лицах, движениях, позах и интонациях. И делала это так ярко, что я ясно себе представлял и смеялся. Ей-богу, в ней пропадал настоящий комик. Впрочем, не совсем пропадал — потому что я называл эти рассказы «театр одного актера и одного зрителя». И зачастую я ей бурно аплодировал.

Выступление в академии

Я научил своего нового приятеля, администратора нашего госпиталя Мошела, нескольким русским словам. Теперь он радостно приветствовал меня по утрам:

— Дозззвиданя!

— Нет, не «до свидания», а «здравствуй».

— О'кей, ззздразззвуй.

Мошел был человек умный и деловой, благодаря ему, все в госпитале шло быстро и толково, и его все уважали, потому что слов на ветер он не бросал. Однажды он сказал мне:

— Владимир, когда ты начнешь свою частную практику, я сделаю тебя миллионером.

Мне это обещание показалось избыточно оптимистичным:

— Спасибо, конечно, но я думаю, что миллионы — не для меня.

— Владимир, я знаю, что говорю…

Вечером на кухне я рассказал об этом Ирине. Мы посмеялись: такая возможность казалась нам невероятной. Жизнь показала, что произошло дальше.

Атмосфера некоторого начального недоверия ко мне постепенно рассеивалась. Я всегда был приветлив и шутил с медицинскими сестрами в операционной и отделениях, они относились ко мне дружелюбно. Доктора тоже признали меня своим и все больше мне доверяли. С резидентами я был, как говорится, на дружеской ноге.

— Владимир, это правда, что русские хирурги многое лечат илизаровским методом?

— Правда. Даже насморк лечат аппаратом Илизарова.

— Насморк?! Ты шутишь! Как?

— А вот так: проводят спицы через обе ноздри и зажимают их в кольце. И сопли больше не текут… — Они хохотали.