Американский герой

Я выхожу на улицу молча, с мрачным видом, и мы стартуем. Я не собираюсь давать ей поблажек, но она бежит довольно быстро. И мне не удается ее обогнать. Она легкая и гибкая, я же двигаюсь как бульдозер. Однако я смогу ее обуздать, когда она устанет. Уже через милю с меня начинает течь пот. Через две мне становится совсем хорошо. Я даже обгоняю Мэгги. Перед глазами снова начинают возникать картинки. Не забывайте, что Вьетнам — это не только война. Это Азия. Как в фильмах, которые я видел в детстве. Экзотика. Особенно для ребенка, выросшего в долине Огайо и не видевшего ничего, кроме грязных и покрытых копотью славян, поляков и венгров, работавших в шахтах и пивших дешевое пиво. Пьяные, они возвращались домой и били своих домочадцев. Потом просыпались с больной головой и ноющими от тяжелого труда суставами и начинали все сначала. Деревянные домики, крытые толем.

Там тоже жили красивые девушки, но они не походили на тех, кого мы видели в кино. Да и будь У нас деньги, разве могли мы их куда-нибудь пригласить? Разве что выпить пива в ближайший бар. Или на заднее сиденье машины, где приходилось бороться с их поясами и страхом забеременеть. Отрыжка» отдающая пивом и дешевым виски. Когда мне исполнилось тринадцать или двенадцати отец отвел меня к проститутке. Достаточно старой, чтобы соглашаться на все. Я же тогда был настолько юн, что она казалась мне уродиной. Она жила над баром Свота Салливана. Отец сидит внизу и пьет пиво, пока я наверху. У него хорошее настроение. Он покупает пиво всем своим друзьям, чтобы они выпили за его сына, который трахает первую в своей жизни проститутку. И тут ему не хватает денег. Поэтому, когда она спускается, чтобы получить свою плату, все уже отдано бармену. И между ними начинается драка.

Десантные войска оказались для меня спасением. По сравнению с домом жизнь в армии внушала оптимизм. По крайней мере, мы считали, что во Вьетнаме можно будет прославиться.

Бег в полной экипировке. За спиной рюкзак весом в пятьдесят шесть фунтов. Военные ботинки. и М-16. Бег через силу, когда преодолеваешь боль. Бег до состояния полного бесчувствия. Лопаются мозоли. Под мышками выступает сыпь. Спина и плечи стерты лямками до крови. От винтовки болят руки. И все равно ощущаешь себя чертовски хорошо. Мы чувствуем себя молодыми жеребцами. Сильными и крепкими. И мы бежим, бежим и бежим вперед.

Во Вьетнаме было здорово. Экзотика. Красивые женщины. Такие же, каких мы видели на экране в долине Огайо. Мы называли их подстилками и деревенщиной, насиловали их, покупали и убивали. Но стоило от этого отвлечься, и ты понимал, что это настоящие красавицы. Мне помог в этом Престон Гриффит. В пороховом дыму среди ночных вылазок и убийств он объяснил мне: «Они — люди, Джо. Ты думаешь, какая-нибудь большеглазая блондинка будет лучше того, что ты имеешь сейчас? Ты идиот, Джо. Проснись и посмотри вокруг». Грифф любил поесть. Лимонная трава — вот запах Вьетнама. Он курил марихуану для аппетита и опиум — для хорошего сна. Улицы, заполненные солдатами, калеками и проститутками. «Разве мы оказались бы здесь, если бы не война, — говорил он, сидя в кафе „Гасконь", где на стене был Д'Артаньян, срисованный каким-то вьетнамцем из книжки, и попивая кофе. — Только война создает такую неразбериху. Можно сбежать в Бангкок или Рангун, и нас никогда не найдут». Как же, держи карман шире — еще как найдут!

— Нет, Грифф, война не создает неразберихи, — отвечаю я как вышколенный жеребец-десантник. — Война — это веселье. Смерть придает перспективу жизни.

— Ты в кого-нибудь влюблялся? — ниоткуда раздается голос Мэгги. Он доносится из настоящего. С пляжа.

Я молчу и лишь отмечаю про себя, что она не отстает.

— Влюблялся? — только это она может из себя выдавить после такого бега.

— Кроме тебя?

— А меня ты любишь?

Я продолжаю бежать. Что я могу ей ответить? Естественно. Само собой разумеется. Безусловно.

— Да пошла ты!

— Прости, — отвечает она и начинает сбавлять темп. Я продолжаю пилить вперед. Если не может бежать рядом, пусть не бежит. Я возвращаюсь обратно в кафе, где мы сидим с Гриффом и, как французы, наблюдаем за сельской жизнью. Естественно, как вооруженные французы. Café filtre, baguettes.

— А как же Джои? — спрашивает он.

Джо и Джои. Мы вместе поступили в десантные войска. Мне было шестнадцать, Джои — семнадцать, почти восемнадцать. Мы солгали. А они не стали проверять. Он умер. А я остался в живых.

— Да пошел ты, Грифф!

— В чем дело, вояка?

— Не надо об этом.

— Почему? Это ведь не я его убил.

— Я ухожу, — говорю я.

— Да брось ты.

— Тогда не вспоминай о Джои.

— Почему?

— Потому что мы с ним родня.

— Чушь собачья! Я видел твое дело. У тебя нет родных, Джозеф Броз. Отчасти за это мы тебя и любим.

— Ты становишься наркоманом, Грифф.

— Пошли к мадам Тиу. У нее появились новые девочки. Счастливые и нежные камбоджийки.

— Кому потребовалось бежать из Камбоджи во Вьетнам?