Американский Гулаг: пять лет на звездно-полосатых нарах

Моего знакомого грузина одна такая особа чуть было не отправила в карцер лишь за то, что он ночью в душном бараке сбросил во сне одеяло, открыв для обозрения свои расстегнутые подштанники. Хорошо еще, что за него заступился второй надзиратель, мужчина. Другому нашему соотечественнику, москвичу, повезло меньше: его на 30 дней лишили прогулок и ларька за то, что он в одних трусах поднялся с койки получить письма, которые в тот день разносила женщина. Один пуэрториканец попался на том, что за спиной тюремщицы сочно выразился на испанском по поводу ее прелестей. Оказалось, что надзирательница изучала в школе испанский язык и, видимо, знала достаточно, чтобы понять, что говорится и о каких частях тела.

Полагаться на языковый барьер вообще рискованно. В тюрьме строгого режима «Грин Хэйвен» двое русских арестантов озабоченно обсуждали в присутствии надзирательницы, как надежнее спрятать в подсобке для электриков только что с большим риском изготовленный самогонный аппарат. На следующее утро аппарат из подсобки исчез: тюремщица была польского происхождения и сразу смекнула, какую именно «машину» они имели в виду.

Женщины в нью-йоркских тюрьмах не обязательно носят серую надзирательскую форму. В тюремных коридорах часто можно встретить их в вольной одежде. Это административные работники, учительницы, продавщицы ларьков, медицинский персонал — «вольняшки». Каждую заключенные провожают долгими скоромными взглядами. Обмениваться комментариями начинают лишь после того, как объект их тайных вожделений отойдет на значительное расстояние. За непристойный возглас или откровенный жест в сторону тюремной сотрудницы наказывают еще суровее, чем за приставание к надзирательнице. Вероятно, тюремные власти опасаются, что оскорбленные и перепуганные «вольные» могут возбудить многомиллионный иск против департамента исправительных учреждений — за отсутствие бдительности в отношении сексуальных домогательств.

В жилом блоке «М» тюрьмы «Фишкилл» сидел заключенный-неф по фамилии Стюарт. Этот однофамилец шотландских королей некоторое время спал в соседнем с моим отсеке и доводил меня порой до умопомрачения ночными разговорами и пререканиями с самим собой. Конечно, не я один знал о его помешательстве: господин Стюарт еще любил разгуливать по умывальной комнате в чем мать родила, иногда для разнообразия надевая на руки белые носки. Для меня было загадкой, почему его не поместили в специальный психиатрический блок. Старожилы объясняли, что Стюарт каждую неделю посещал тюремного психиатра, пожилую женщину китайского происхождения. Китаянка прописывала ему лекарства и этим ограничивалась, очевидно, считая безумие Стюарта неопасным для окружающих. Жизнь, впрочем, скоро поставила все на свои места.

В один прекрасный день Стюарт явился на свой обычный психиатрический сеанс. После нескольких рутинных вопросов китаянка принялась делать какие-то записи в его медицинской карте и заполнять бланки необходимых рецептов. Поглощенная этим кропотливым трудом, психиатр и не заметила, как сидевший напротив пациент медленно расстегнул брюки и принялся мастурбировать, не сводя с нее глаз. Возможно, китаянка склонна была считать свой почтенный возраст надежной гарантией против каких-либо поползновений. В опрометчивости этого вывода ей пришлось убедиться, когда заключенный Стюарт, дождавшись кульминационного момента, встал во весь рост и вплотную приблизился к столу. Масштабы нанесенного ущерба точно неизвестны: по одним данным, пострадали лишь медицинские бумаги, по другим — незадачливая китаянка и сама попала в зону поражения. Так или иначе, из клиники Стюарт не вернулся. Я видел только, как два надзирателя быстро и ожесточенно побросали в мешок его барахло.

Конечно, далеко не все заключенные видят в вольной медработнице или учительнице лишь объект своего либидо. Многие арестанты годами не слышат ни единого слова жалости или участия, тяготятся постоянной необходимостью скрывать свою боль, чтобы не показаться слабыми. Такие люди готовы месяцами льстить и угождать даже самой невзрачной вольной женщине, лишь бы только получить в ответ ласковую улыбку или несколько сочувственных слов. В Фишкиллской тюрьме летом 1996 года преподавала арифметику молодая и довольно миловидная девушка, учительница из близлежащей средней школы. Она устроилась подрабатывать на время каникул и не привыкла еще относиться к ученикам-зекам с постоянным презрительным раздражением. В классе, где почти все были ее ровесниками, учительницу совершенно боготворили. В конце августа, вернувшись в свою школу, она прислала самому прилежному ученику и воздыхателю из зеков коротенькое дружелюбное письмецо. Адресат, вне себя от восторга, таскал его по всей зоне и демонстрировал друзьям и знакомым, бережно придерживая за краешек.