Однако редкая американка согласится выйти замуж за плодовитого разведенца. Вот и обращаются папаши в Интернет. Душа российской женщины чутка и сентиментальна. Ах, он так любит детей! Он такой герой. Не может быть плохим человек, который так заботится о своих детях. И летят, летят на светлый зов «детолюбов» наши российские бабочки. А ведь многие из них — сами матери–одиночки, и не ведают они, что проблемы их только умножатся… Ведь они даже не догадываются, что американские детки, эти цветки жизни, воспитанные в атмосфере ненаказуемости, умноженной на вседозволенность, с младых лет знают, что можно пожаловаться в полицию на маму и на папу. А уж на чужую тетку, мачеху из какой–то там России, — тем более! (Недавно одна девочка из Висконсина пожаловалась на свою
Ирина, мать–одиночка с десятилетним сыном, жила в Ашхабаде. Можно только представить, что творилось в Ашхабаде лет семь назад… В общем, измученная нищетой и безнадежностью сорокалетняя Ирина обратилась в Интернет и встретила там Грэга. Виртуальная любовь развивалась стремительно. Грэгу было уже пятьдесят, но разве это может быть серьезным препятствием для серьезных намерений?! Существовало, правда, одно осложняющее обстоятельство — у вдового Грэга было… семеро детей. Правда, четверо из них были уже взросленькие, учились в колледжах, работали. А два мальчика и девочка жили еще с отцом, в школу ходили.
Получив через год визу невесты, Ирина с Никиткой приехали в вожделенную Америку. Но почувствовать себя хозяйкой в просторном доме оказалось не так–то просто. Младшенькие дети Грэга объявили Ирине и ее сыну настоящую войну. Они дразнили Никиту, они демонстративно отказывались от еды, они переворачивали в доме все вверх дном… Целыми днями Ирина воевала с ними, с творимым ими беспорядком. Грэг был на работе. А вечером коварные маленькие истязатели что–то наговаривали отцу и про Никиту и про Ирину. Бедная Ирина тогда еще и по–английски–то не вполне понимала, видела только, как мрачнеет лицо супруга. Однажды, когда один из пасынков довел ее «до ручки», она дала ему звонкую оплеуху. Четырнадцатилетний пацан цинично засмеялся и пригрозил, что сейчас позвонит в полицию и Ирину посадят в тюрьму за издевательство над ребенком… Пришлось срочно извиняться перед нахальным дитятей.
В общем, это был ад. Помню, как Ирина звонила мне, рыдала в трубку и говорила, что уедет обратно в Ашхабад. Мало того, детолюбивый католик мечтал о совместном девятом по счету ребенке! Применять противозачаточные средства Ирине не разрешалось. Она уповала лишь на то, что «пронесет». Ей бы Никиту на ноги поставить да с пасынками справиться как–нибудь, какой уж тут младенец на старости лет! Ирину спас вовремя подступивший климакс.
Прошло пять лет. Никита вырос, прекрасно говорит по–английски и стал лучшим учеником школы. Теперь никто его не обижает. Мучители Ирины тоже выросли и, к счастью, разъехались по колледжам. Но счастье Ирины зыбко и теперь. Ее детолюбивый муж, к этому времени изрядно постаревший, потерял хорошую должность, но по–прежнему тратит на своих многочисленных детей почти все деньги. Недавно одна из его дочерей сообщила, что она случайно беременна и хочет переехать с ребенком к папочке. Предполагается, естественно, что роль бесплатной няньки младенца достанется Ирине. Потом старший сын Грэга надумал жениться, пришлось взять в кредит солидную сумму… И так далее. Детишек у Грэга семеро, и у всех свои дела и проблемы. Любимые американские праздники, типа Дня Благодарения или Рождества, вызывают у Ирины содрогание: ведь всех надо принять, разместить, ублажить, накормить и одарить… Иначе ее детолюбивый муж будет недоволен ею. Но не зря, видимо, прошла Ирина жесткую школу выживания в патриархальной Туркмении: она выдюжит…
Старый кошелек.
Как правило, он богат или, по крайней мере, очень состоятелен, но, увы, довольно стар. Жена умерла, дети выросли. Жить одному скучно, хочется отправиться в круиз с красивой и молодой женщиной… При хорошем здоровье «старого кошелька» и при совпадении духовных интересов такие браки могут быть достаточно счастливыми.…Инна живет во Флориде лет пятнадцать. Ее муж Джон старше ее на двадцать пять лет. Джону — восемьдесят, но это еще крепкий старик, который ежедневно совершает пеший и не краткий моцион по берегу океана.