Американский ниндзя 1-2

— Ну хорошо, — сказал он вслух, окончательно убедившись, что объяснений по поводу наводки ему так и не дождаться. — Я вам даю неделю. Но мне это не нравится.

Он замолчал, что дало возможность сержанту подойти поближе и уставиться на Джо с ехидной улыбкой.

Не выдержав его взгляда, Джо повторил вслух:

— Они были там.

— Кто? — оскалился тот.

— Сержант… — Дикий Билл убрал ноги со стола и встал.

— Ниндзя, — повторил Джексон.

Улыбка на лице сержанта превратилась в ее антипод — уголки губ изогнулись книзу и дернулись.

— В задницу! — гаркнул он и добавил уже тише и ехиднее, глядя, как вытянулись на его крик рейнджеры: — Ребята, вы были на Мэнгроу Айленде, — он глядел на Джо почти гипнотическим взглядом, — и забавлялись там с какими-то местными девочками. Правильно, да? — он говорил это с такой уверенностью, что Джексон, по крайней мере, был готов поверить, что так оно и было в действительности. —

Так вот, может быть, в армии это вам с рук и сойдет, но здесь — нет. Ясно?

Сержант торжествовал, сержант был на высоте, сержант гордился тем, что вывел лгунов и нарушителей на чистую воду. И лишь одного он не мог понять: почему ни тени раскаяния не появилось на их «жульнических» лицах.

Ему было и невдомек, что и Джо, и Джексону было попросту не до него — уж слишком озабочены они были своими делами.

* * *

Том замер напротив двери, за которой происходил разговор, и прикусил губу.

Говорили о нем. Наверняка о нем: иначе для чего бы понадобилось выставлять его за дверь? Правда, капитан выпроводил не только его, но и Чарли с Бергом, и они тоже стояли неподалеку, видно поджидая рейнджеров, но ведь капитан мог не знать его имени — имени предателя… Так или иначе, речь шла о нем.

Тому было тошно и хотелось умереть — всерьез, не ради красивого словца. Легко ли сознавать, что кто-то в этот самый момент говорит о твоей тайне, тем более — о тайне позорной, от которой и так хочется проситься на тот свет.

В том, что Джо его «вычислил», Том не сомневался: то, что катер завелся сразу, достаточно красноречиво свидетельствовало о его разоблачении. И, естественно, Джо не станет его покрывать…

Том с тоской посмотрел на дверь, и та словно начала качаться перед его глазами: дурнота приближалась к своему апогею. В такие минуты человеку в пору выть волком и кататься по земле. Еще немного, и Том сделал бы это — лишь страх выдать себя прежде, чем разоблачение придет извне, удерживал его от подобной выходки. Что скажут стоящие рядом

Чарли и Берг? А остальные ребята, с которыми Том сжился и свыкся? Кто из них сможет понять его боль? Да и поняв — простят ли…

Комок тяжести заворочался в его горле, перекрывая дыхание. Нет, не поймут, не простят… Нет у них такого права — миловать предателя, продававшего их друзей, — таких же, как и он сам, как они сами… Действительно, лучше провалиться сквозь землю, чем увидеть их осуждающие глаза. Тут не оправдаешься тем, что подставлял под удар новичков, людей малознакомых, таких, которые не успевали войти в его жизнь, про которых можно было сказать себе: таковых не существовало — и успокоиться, обмануть свою совесть.

Свою…

Тому стало жарко, дверь уже не качалась — плавала перед глазами, тихое бубнение голосов из-за нее сливалось в гул, в котором Том различал только повторяющееся: «предатель… предатель… предатель..»

Том закрыл лицо руками — и они стали мокрыми от холодного пота, оглянулся, выпячивая одуревшие, как у наркомана, глаза и чуть не вскрикнул: ему показалось вдруг, что Чарли глядит на него с упреком.

«Знают… — остолбенел он. — Они уже все знают!»

От прикушенной губы по подбородку заструилась кровь, в ушах зазвенело, но и сквозь звон слово «предатель» продолжало звучать.

«Нет, я не хотел. Я не мог, я…» — лицо Тома перекосила гримаса, боль задрожала уже в костяшках судорожно сведенных пальцев, но ее все равно не хватало, чтобы заглушить пожар в душе.

Чарли приветливо усмехнулся, и любого нормального человека это убедило бы, что он вовсе не думает о Томе плохо, но тот уже не был нормальным.

«Они смеются надо мной… они презирают… что ж, значит, я это заслужил… но лучше бы они убили меня на месте».

Он снова поднес руки к лицу и сдавил ими пульсирующие виски.