Американский синдром

— Великий адвокат и гуманист, — с жаром продолжал прокурор, — взялся защищать Лейба и Леопольда, потому что он, как и Лев Толстой, и Виктор Гюго, и многие другие прекраснодушные люди, противники смертной казни, жил в другие времена, не пережил еще вторую мировую войну, не знал о зверствах фашистов и нацистов, не дожил до Мэнсона и Мак-Дональда. Будучи честным человеком, он признавал вину Лейба и Леопольда, но считал, что пожизненное заключение явится достаточным для них наказанием, учитывая их молодость. Он еще верил, что только труп не может исправиться, потому что он не знал, как знаем мы, что настоящий фашист или нацист никогда не раскаивается, не знал, что после них появятся неонацисты и неофашисты. Лейб и Леопольд были моральными уродами, но этот дефект никого не освобождает от судебной ответственности. Кроме того, по доброй американской традиции у нас не приговаривают к смерти убийц, если они признают себя виновными и заявляют о раскаянии и покаянии. Но доктор Мак-Дональд не признает себя виновным, он не раскаялся и не покаялся, что свидетельствует, кстати, и о том, что его набожность лишь ханжеская маска. У нас нередко предлагают убийцам такую сделку: признайся, что убил, и мы упрячем тебя до конца жизни за решетку, но сохраним тебе жизнь. Кроме того, как нам всем известно, лишь в исключительно редких случаях приводится в исполнение смертный приговор на электрическом стуле, на виселице или в газовой камере. Но такой изверг, как Мак-Дональд, заслуживает только смерти…

Судейский молоток прекратил шум в зале и водворил снова порядок.

— Должен предупредить, что мне всегда внушало крайнее отвращение натуралистическое смакование всеми нашими средствами массовой информации самых отвратительных деталей сенсационных уголовных процессов, катастроф, военных действий. Однако бывают исключения. Любой натурализм был оправдан в телевизионной хронике вьетнамской войны, потому что эта хроника без подмалевок помогала показывать подлинное лицо войны. Оправданы были все так называемые натуралистические детали в большой документальной книге Трумэна Капоте «Хладнокровное убийство», а также в книге писателя Эдварда Кииза «Мичиганские убийства», ибо эти произведения показывали крупным планом и в живом цвете патологическую преступность не ради дешевой сенсации, а потому, что такого рода преступность стала американской трагедией. И конечно, оправданно было стремление обвинения на процессе банды Мэнсона показать суду и Америке со всей откровенностью и во всех ужасающих подробностях ее кровавые преступления, поскольку только таким шоком можно было побудить жюри присяжных вынести справедливый приговор убийцам. В силу того что дело доктора Мак-Дональда имеет прямое отношение к моральному здоровью нации, к главному вопросу современности — вопросу войны и мира, мы не имеем права щадить чьи бы то ни было нервы и намерены разбирать это дело с клинической прямотой.

В зале воцарилась гробовая тишина. Только сладко посапывал задремавший семидесятипятилетний гробовщик — староста присяжных.

— Мэнсон не грабил убитых — он мстил обществу. Мак-Дональд не застраховал свою семью перед тем, как убить ее, чтобы получить солидную страховку. Нет, они убивали, потому что считали себя вправе убивать. Вдобавок Мак-Дональд носил форму людей, чьей профессией было убийство женщин и детей… — Возмущенный гул публики перебил оратора, но он повысил голос: — Да! и детей во чреве матери, как у жены Мак-Дональда!..

Защитник взвился и потребовал, чтобы суд вымарал эти слова прокурора, как гнусный поклеп на «зеленых беретов» — гвардию американской армии, ее ударный отряд во Вьетнаме. Судья удовлетворил это требование. Прокурор вытер лоб платком и продолжал, заглянув в бумаги:

— Если кто-то считает, что нельзя сравнивать доктора Мак-Дональда с таким злодеем, как Мэнсон, то я скажу, что подсудимый хуже Мэнсона, потому что доктор Мак-Дональд убил сам и не чужих, незнакомых людей, как бандиты Мэнсона, а своих близких. Если есть ад, то Мэнсон и Мак-Дональд попадут в разные его круги, и круг доктора Мак-Дональда будет ниже круга Мэнсона. Он будет самым нижним — девятым — кругом предателей, потому что он предал и убил самое дорогое в жизни человека.

В нашей демократической стране принято считать, что адвокаты делают нужное и благородное дело даже тогда, когда защищают заведомых убийц, чья вина ясна всем. Мы не можем допустить возврата к суду Линча, даже когда судим извергов. Но есть все-таки какой-то предел, а Мэнсон и Мак-Дональд, по нашему убеждению, находятся за этим пределом, и я уверен, что такой адвокат, например, как Кларенс Дарроу, будь он жив сегодня, никогда не взялся бы за их защиту…

— Ваша честь! Я протестую!.. — завопил, вскакивая, защитник, но судья положил руку на молоток, нахмурил брови, и защитник сел.