Улучшение
Медики взяли у моей девочки все возможные виды анализов. Некоторые из них по-настоящему вывели меня из себя.
Особенно мне вспоминается, что, когда они брали кровь, ее нужно было много. Они держали ее головкой вниз и прокалывали ножку; кровь почему-то не шла, и врачам приходилось делать это снова и снова. А девочка без конца плакала.
Это были долгие дни, но в конце концов врачи заключили, что у моей дочери нет лейкемии. У нее нашли желтуху с осложнениями, но постепенно врачам удалось взять болезнь под контроль. Девочке стало лучше.
Была одна вещь, которая по-настоящему расстроила меня. Дочка начинала плакать каждый раз, когда я брал ее на руки. Она хотела мамочку. Тая сказала, что наша девочка так реагирует на всех мужчин — стоит ей заслышать мужской голос, как она начинает реветь.
Но, независимо от причин, это больно меня ранило. Я прошел весь этот путь, и я действительно любил ее, а она меня отвергала.
Отношения с сыном складывались у меня лучше. Он помнил меня, а теперь он стал старше и уже мог со мной играть. Но и здесь естественные трудности, которые возникают между детьми и родителями, осложнялись разлукой и стрессом, через которые нам пришлось пройти.
Мелочи могут ужасно раздражать. Я хотел, чтобы мой сын смотрел мне в глаза, когда я его отчитывал. Это злило Таю, которая понимала, что ребенок не привык к моему тону, да и вообще я слишком многого требовал от двухлетнего ребенка в подобной ситуации. Но я думал совершенно иначе. Ребенок должен был делать именно так, как я требовал, и это было правильно. Ведь это ему говорил не какой-то чужой дядя, а тот, кто любил его. Уважение должно быть взаимным. Ты смотришь мне в глаза, я смотрю в твои глаза — мы понимаем друг друга.
Тут уже Тая не могла не вмешаться. «Минуточку. Как долго тебя не было? А теперь ты хочешь вернуться домой, стать частью семьи и диктовать свои правила? Нет, сэр, поскольку через месяц ты опять уедешь на свои тренинги».
С моей точки зрения, мы оба были правы. Проблема была в том, чтобы встать на другую точку зрения и жить с этим.
Я не был совершенством. Во многом я ошибался. Мне еще предстояло научиться быть отцом. У меня были свои идеи по поводу отцовства, но они базировались на иной реальности. Прошло время, мои идеи изменились.
Вот еще кое-что. Я по-прежнему требую от моих детей смотреть мне в глаза, когда я им что-то говорю. И наоборот. И Тая согласна.
Майк Монсур
Я был дома уже почти две недели, когда один из сослуживцев позвонил мне и спросил, что случилось. «Ничего особенного», — сказал я ему.
«Слушай, кого вы там еще потеряли?» — спросил он.
«А?»
«Я не знаю имени, но слышал, что еще кого-то из наших убили».
«Вот черт».
Я начал обзванивать всех, кого знал. В конце концов, нашелся человек, который сказал, что знает подробности, но не может о них рассказывать, поскольку семья погибшего еще не проинформирована. Он сказал мне, что перезвонит через несколько часов.
Это оказались очень долгие часы.
В конце концов мне сообщили, что, спасая жизни своих боевых товарищей, погиб Майк Монсур, служивший в нашем сестринском взводе. Их группа дежурила на крыше одного из зданий в Рамади, когда подверглась атаке боевиков. Повстанцам удалось подобраться на расстояние броска гранаты.
Сразу оговорюсь, что меня там не было, и я привожу описание происходившего так, как это сделано в официальных документах: ручная граната попала Майку Монсуру в грудь, и, отскочив, упала рядом на палубу (так во флоте называют пол). Он немедленно вскочил на ноги, и закричал: «Граната!», чтобы предупредить об опасности товарищей. Проблема, однако, заключалась в том, что один лишь Монсур имел возможность укрыться от взрыва, но не его товарищи (на крыше, помимо Монсура, находились три американских снайпера и три иракских солдата). Не задумываясь и не колеблясь в виду явной и непосредственной угрозы для своей жизни, Майк Монсур бросился на гранату, накрыв ее сверху телом. В этот момент раздался взрыв, смертельно ранивший его.
Петти-офицер Монсур проявил исключительное и бесспорное самопожертвование. Из трех военнослужащих ВМС США, находившихся близ места падения гранаты, только он один имел возможность убежать и остаться невредимым при взрыве. Вместо этого Монсур решил принести в жертву самого себя. Этот героический и самоотверженный поступок позволил сохранить жизни двум другим «морским котикам».
Позднее Майкл Монсур за этот подвиг был награжден Медалью Почета[118]
.Многочисленные воспоминания, связанные с Майклом, нахлынули на меня, когда я узнал, что именно он погиб. Я не слишком близко знал его, ведь мы служили в разных взводах, но мне довелось слегка погнобить его в период его «дедовщины».
Я помню, что мы удерживали его головой вниз, чтобы обрить наголо. Ему это совсем не нравилось; у меня остались здоровенные синяки после той истории.