Американский снайпер

За нами приехал капитан-танкист. Их обстреливали всю дорогу. Он привел два танка и четыре БМП «Брэдли», которые выпустили весь боекомплект своих скорострельных пушек «Винчестер». Это было потрясающе, свинцовый град, прикрывавший наше отступление.

По дороге назад я смотрел через бойницу в дверце десантного отделения моей «Брэдли». Все, что мне было видно, — черный дым и разрушенные дома. Им удалось достать нас, и теперь весь квартал расплачивался за это.

По каким-то причинам большинство у нас считало, что Марк будет жить, а Райан умрет. Так было до тех пор, пока мы не вернулись в лагерь, где мы и узнали, что все наоборот.

Потеряв за несколько часов двоих парней, наши офицеры и Тони решили, что пора сделать перерыв. Мы отправились на базу Шарк и остались там для приведения себя в порядок. Это означало, что мы не участвовали в операциях, и нас нельзя было привлекать. Что-то вроде официального тайм-аута для оценки и переоценки своих действий.

Был август: горячий, кровавый и черный.

Тая:

Я почувствовала, что Крис надломился, когда он позвонил мне рассказать об этих событиях. До того я ничего об этом не слышала. Это стало для меня полной неожиданностью.

Я почувствовала облегчение от того, что это был не он, и в то же время невероятную боль от того, что кто-то из них.

Во время разговора я пыталась быть настолько спокойной, насколько возможно. Я старалась просто слушать. Я очень редко видела, чтобы Крис испытывал такие страдания (если вообще видела).

Я ничего не могла сделать, кроме как побеседовать с его родителями за него. Мы очень долго говорили по телефону.

Через несколько дней я поехала на похоронную церемонию на кладбище с видом на залив Сан-Диего.

Это было очень печально. Там было так много молодых людей, так много молодых семей… Это было для меня очень эмоциональное событие, но не только.

Ты чувствуешь себя так плохо, ты не можешь представить их боль. Ты молишься за них и ты благодаришь Бога за то, что он жалеет твоего мужа. Ты благодаришь Бога за то, что ты не стоишь в первом ряду.

Люди, слышавшие эту историю, говорили мне, что моему рассказу недостает подробностей, а мой голос звучит как-то издалека. Они считают, что я использую мало слов для описания событий, даю меньше деталей, чем обычно.

Я делаю это неосознанно. Воспоминания о потере двух наших парней жгут меня. Для меня все так же ярко, как если бы прямо сейчас я находился в гуще этих событий. Для меня это как глубокие и свежие раны от пуль, только что пронзивших мою плоть.

Постоянный

У нас была поминальная служба по Марку Ли в Кэмп-Рамади. На нее прибыли «морские котики» со всего Ирака. И я верю, что все армейские части, с которыми мы вместе работали, тоже провожали его. Они очень беспокоились за нас; в это невозможно было поверить. Это сильно изменило меня.

Нас поставили в первый ряд. Мы были его семьей. Здесь было и снаряжение Марка: шлем и ручной пулемет Мк-48. Наш командир произнес короткую, но очень сильную речь: он плакал, и я сомневаюсь, что в зале хоть у кого-то были сухие глаза, — да и во всем лагере тоже.

Когда служба закончилась, каждая часть оставила какой-то знак — шеврон или монету, например. Армейский капитан оставил кусок гильзы от танкового снаряда — одного из тех, которые он выстрелил, идя к нам на выручку.

Кто-то из нашего взвода собрал памятные видеосъемки и слайды Марка Ли, и показывал их этим вечером на белом экране, натянутом на кирпичной стене. Мы немного выпили и много горевали.

Четверо наших парней отправились сопровождать тело домой, в Штаты. Тем временем, пока мы были выведены из первой линии и сидели без дела, я предпринял попытку навестить Райана в Германии, где он проходил лечение. Тони или кто-то еще в руководстве устроил меня на самолет, но к тому моменту, когда все было готово, Райана отправили для дальнейшего лечения в Штаты.