Аметистовый кошмар

И эти двое рассмеялись самым отвратительным смехом из всех возможных. Тогда Сельта набрала в лёгкие побольше воздуха и влетела внутрь. Во всяком случае, она попыталась. Прежде чем те двое взяли её под руки, она увидела в зале ещё парочку вооруженных людей, которые стояли по углам помещения и внимательно наблюдавших за алтарём. Самого алтаря Сельта не увидела из-за скопления ворожей вокруг него. Однако те, при виде Сельты обернулись. Все кроме её матери и Малакки, которые остались в согнутом положении. Последнее, что услышала Сельта, прежде чем её вытолкнули обратно, был странный гортанный крик.

– Какого лешего ты творишь, сучка? – спросил тот, что игрался с языком, сжимая ей руку так, что Сельта думала, будто бы она сейчас у неё отомрёт.

– Мы же сказали, что поиграем с тобой после! – сказал другой, поднося свой сквернопахнущий и гнилозубый рот к устам девушки.

Здесь в дверях появился силуэт Энитры – матери Сельты.

– Всё в порядке, пропустите её – это моя дочь.

И эти слова, словно некое заклинание осадили похотливый пыл у двух оборванцев. Уже почти поцеловавший Сельту верзила вдруг изменился в лице и встал смирно, словно мимо него проезжал король со свитой. Второй отпустил Сельтину руку и виновато убрал свой взгляд куда-то в небеса. Энитра взяла дочь за руку и повела за собой в общий зал. Мать и дочь очень сильно разнились, Энитра хоть и была в два раза старше дочери, выглядела очень молодо и красиво. Смуглая черноглазая монгеянка с кожей цвета оливок, прекрасное тело которой было скрыто за выкрашенной в черный цвет туникой.

Сельта вошла в зал, освещенный факелами, горящими на стенах, а также свечами и жаровнями, стоящими вокруг ритуального камня. Воины, стоящие внутри, встретили Сельту весьма равнодушными взглядами – их взор привлекало то, что делали ворожеи. Все они стояли и наблюдали за чем-то, что издавало странное и тяжелое дыхание, иногда сменяющиеся стонами. Сельта уже думала, что ей придётся пробиваться сквозь и эту толпу, однако Энитра на весь зал произнесла.

– Сёстры, я думаю, что я и Сельта, сможем в полной мере помочь уважаемой Малакке вдвоём.

Женщины-ворожеи разных возрастов повернулись к ним, поклонились и молча удалились, обнажив ритуальный камень с мужчиной, лежащим на нём и старушкой Малаккой, вытиравшей ему пот со лба. Энитра подвела дочь к алтарю, и та увидела человека лет тридцати, одетого в грубую ткань, с большими мозолистыми ручищами и огромной бородой. Он походил на лесоруба или какого-либо другого ремесленника, работающего с древесиной. Таких Сельта повидала немало. Они приходили из соседних деревень помогать с постройкой или же лечились от всевозможных любовных болезней. Этот же лесоруб лежал в странной позе, привязанный к камню. Его тело то вздымалось, то опускалось, глаза были закатанными, и видно было лишь белки глаз. Руки и ноги бились в странных конвульсиях, а рот открывался и произносил странные словосочетания, которые казались бредом. Энитра указала Сельте на рваную рану в области правого предплечья мужчины. Сельта наклонилась и увидела, что из раны сочится некий чёрный смолянистый сок, а не кровь. Мать девушки взяла в руки нож и начала резать рубаху вдоль рукава, обнажая всё больше и больше руку раненого. Сельта заметила странную особенность, а именно, что от раны по кровеносным сосудам вверх текла эта самая смола. Как будто бы кто-то заменил кровь этого человека чернилами. Дальше Энитра разрезала рубаху полностью, обнажив мускулистую грудь лесоруба. Сотни тысяч мелких сосудов можно было видеть на теле мужчины – все они так же были черными. Не стоило иметь и большого ума, чтобы понять, что именно это заражение крови и привело мужчину в лихорадку.

– А ещё пару часов назад это зараза никуда не распространялась, и он мог говорить, – сухо произнесла Малакка своим шепелявым от беззубия голосом.

– Я настаивала на том, чтобы мы её ампутировали, – ответила Энитра и указала Сельте на ополченцев, – но они нам запретили, мол, какой-то приказ свыше.

Сельта встала рядом с Малаккой и, взяв губку из рук старухи сама начала вытирать пот с лица лесоруба. Старушка улыбнулась одними лишь дёснами и впервые за долгое время разогнула спину, хруст которой был слышен везде.

– Кто он? – спросила девушка.

– Некий дровосек из Быстрых Ручьёв, – ответила Энитра. – Его доставили рано утром к нам родные, а после прибыли стражи из Поэля и оцепили общий зал. А потом сбежались все эти простофили из соседних деревень.

– Он что, какой-то особенный?

– Нет, дорогая моя, – сказала Энитра, делающая новую перевязку на руке лесоруба, избавляясь от почерневшей ткани. – Особенный тот, кто наградил его этим.

Девушка вопросительно подняла голову на мать.