В первые дни после возвращения в замок, когда еще не улеглось первоначальное смятение, Констанс отвела школяру комнату и велела, чтобы его как следует кормили, а затем назначила его учителем своих девочек. Им понравился молодой красивый Тьерри, а ей было спокойнее знать, что девочки находятся и под его присмотром, в то время как она занимается своими сильно пошатнувшимися делами.
После того как Констанс приняла вызов Клеров, с позором изгнала Роберта Фицджилберта и наказала по заслугам Жюльена, она часто встречала Тьерри в залах, во дворе и в других местах и каждый раз испытывала жгучее желание расспросить о Лвид – знает ли он, куда отправилась валлийка, испытывает ли он к ней хоть какие-нибудь чувства.
Но больше всего, конечно, ей хотелось расспросить его о Сенреде.
Сидя на своей норовистой кобыле, она знала, почему не осмеливается даже заговорить об этом. Стоит только начать, и на нее сразу нахлынут воспоминания, сердце сдавит мучительная боль, невыносимая тоска по единственному человеку, которого она когда-либо любила, но который не может ответить ей взаимностью, тут же неминуемо разразится поток слез, а это будет позором и унижением не только для нее самой, но и для него.
Почему, вновь и вновь спрашивала себя Констанс, сердце Сенреда так рвется к женщине, с которой ему не суждено быть вместе, ибо она его не любит и никогда не полюбит. А она – она готова отдать ему все, чем обладает: Морле, свои суссекские владения, Баксборо, золото и все земли.
Тут Констанс вспомнила, что именно благодаря ему возвратила себе все, чем она сейчас вновь обладает. Пока жива, она никогда не забудет их безумный спектакль в пиршественном зале Морле, где они разыгрывали фарс перед своими врагами.
«Нет, – подумала Констанс, – не могу я вот так просто взять Тьерри за руки и излить ему все свое горе». Никто из тех, кто ее знает, даже не поверит, что она способна на такое. И не только не поверит, но и придет в ужас. Поэтому ей и учителю ее девочек придется поддерживать официальные отношения, занимаясь тем, что определила им судьба, стараясь забыть о тех отчаянно тяжелых временах, когда у них не было ничего, кроме их собственных жизней.
Тьерри поднял голову, их глаза встретились. Грум и Эверард замерли в ожидании, не понимая, чем вызвана задержка.
Мабель что-то сказала, но Констанс не слышала ее.
Эверард подошел к ее кобыле, схватил поводья и хмуро произнес:
– Графиня?
По ее щеке скатилась слеза. Это было унизительно.
– Наверное, в глаз попала пылинка, – неуклюже оправдалась она, вырывая поводья у Эверарда.
Пыли во дворе нигде не было, только грязь.
– Поговорим позднее, – пообещала она Мабель.
Она даже не повернула головы в сторону Тьерри, проезжая мимо него по направлению к воротам.
Грум и Оди следовали за ней.
Обогнув замок, они стали спускаться к реке. Сквозь распускающиеся деревья пробивались теплые лучи солнца, но ведущая к реке тропа была еще вязкой. Весь Великий пост было очень дождливо и сыро, и только в послепасхальную неделю стало чуточку подсыхать. Оди, ехавшая позади матери, убедила грума передать ей поводья и поскакала вперед к реке.
– Назад! – крикнула Констанс, но дочь не слышала ее.
Беатрис беспокойно заерзала в седле и сказала, что ей тоже хочется пройти к реке и посмотреть, как там плавают рыбки. Констанс собиралась поскакать вдогонку за дочерью, но лошадь беспокойно заплясала на месте. Она махнула рукой, посылая грума вдогонку за Оди.
Они остановились у мутных бурлящих вод. Бледное солнце светило им прямо в глаза. На другом берегу находилось селение ткачей, но с этого места его не было видно. Именно там люди Жюльена подкараулили Эверарда и попытались его убить. Воспоминания сдавили сердце Констанс.
После свадьбы она должна поехать на север, где находятся земли Томаса Моршолда, и пожить там какое-то время. Человек он хороший, и при сложившихся обстоятельствах король Генрих не мог не дать разрешения на этот брак.
– Поехали к новой часовне! – крикнула Констанс.
Грум схватил поводья Оди и постарался повернуть ее пони. Констанс уже направила свою кобылу в сторону рощи, где трудились рабочие. Она не могла видеть, что произошло за ее спиной, только услышала крик Оди.
Обернувшись, она увидела, что прямо к ней мчится вереница рыцарей в развевающихся белых туниках. Передний рыцарь держал поводья пони, увлекая его за собой вместе с Оди.
Не в силах выговорить ни слова, Констанс крепко обхватила Беатрис. У нее на глазах рыцарь в цилиндрическом шлеме с перьями, нагнувшись, схватил Оди и посадил перед собой. Когда они проскакали мимо, Констанс развернула свою кобылу. Держа в одной руке поводья, а другой прижимая дочь, она пришпорила лошадь. В сильном испуге та поднялась на дыбы, едва не сбросив ее. Беатрис вскрикнула.
– Стойте!
Господи боже, куда они увозят ее дочурку? Внезапно она оказалась в окружении белых рыцарей. Кто-то выхватил у нее поводья. Даже в этот страшный момент Констанс вспомнила, что где-то уже их видела.
Рыцари вместе с ней скакали к мосту, где проходила ведущая в селение дорога.