Аметистовый венец

Рыцарю Иво дали свежую лошадь и с посланием Констанс отправили обратно в Морле. Ее все еще сильно тревожила тайна исчезновения Эверарда. Не мог же предводитель ее рыцарей поехать в соседнюю деревню и там бесследно раствориться? Да, врагов у него хоть отбавляй, но вряд ли среди них найдутся такие отчаянные, которые посмеют бросить вызов самой Констанс, напав на одного из ее рыцарей, да еще в ее владениях. Что до жителей селения, то по отношению к ней они всегда проявляли полную лояльность. В ее поместьях никогда не бывало бунтов и беспорядков, которые так часто случались на землях графа Честера.

Констанс была уверена, что Эверард без предупреждения никогда не покинет службу у нее. Да и куда бы он мог податься? И на севере, и на западе его знали как ее человека. Люди уважали его. Боялись его. Знали его как ее верного защитника. Ее рыцари, которыми сейчас командовал Карсфу, вели себя с подобающей почтительностью, но она чувствовала, что необъяснимое исчезновение Эверарда посеяло и в них беспокойство. Сержант, во всяком случае, не скрывал своей тревоги.

Всю эту ночь Констанс пролежала без сна. У нее сильно болел живот. Обильная тяжелая пища, которую ей приходилось есть каждый вечер, пока длились праздники, могла бы испортить самое хорошее пищеварение. И хотя она находилась в своем уютном особняке на Хай-стрит, ее все равно тянуло домой, где все было так знакомо и привычно.

Легла она поздно и до утра пролежала во тьме, прислушиваясь, как по улицам бродят шумные толпы, и думая о своих маленьких дочерях. Причин для забот и беспокойства у нее было предостаточно. Зима – время болезней, время простуд, легочных заболеваний и оспы, и Констанс беспокоилась о том, обеспечен ли ее девочкам надлежащий присмотр.

Она приподнялась, взбила подушки и улеглась вновь. Ничего удивительного, что ей не спится. С тех пор, как она в Винчестере, если ей все же удается заснуть, то снятся странные тревожные сны. Однажды ей, например, приснилась маленькая валлийская колдунья, которую держали в фургоне-клетке вместе с безумным жонглером Сенредом.

Живот все еще продолжал болеть. В комнате стояла кромешная тьма. Служанки предпочитали спать на кухне или в коридоре внизу, и она была одна.

Констанс встала, сходила на горшок, но это не принесло ей никакого облегчения. В спальне было холодно, пол, хотя и прикрытый овчинами, леденил ноги. И куда, вот загадка, мог запропаститься Эверард? Она готова была выть от досады.

Когда наконец ее сморил сон, ей приснился Сенред: одетый в пестрый шутовской костюм, он прыгал и скакал по замороженным улицам Лондона, всячески над ней издеваясь, обзывая ее грязными словами.

Прием в честь второго дня рождественских праздников устраивал граф Харфорд. В собственном его дворце на Хай-стрит выступали борцы, фигляры, плясуны и певцы, а затем и целая труппа канатоходцев-сарацин, которых вывезли из Святой земли: их искусство пользовалось здесь большой популярностью.

Граф, слегка покачиваясь от выпитого за целый день вина, подошел к Констанс.

– Как вам нравятся мои язычники? Этим сарацинам мне пришлось выложить кругленькую сумму, дорогая. Я привез их из Лондона.

Он оглядел зал, где собралось больше ста нормандских аристократов, и наконец остановил свой взгляд на короле, который сидел рядом с Роджером, епископом Солсберийским.

– Жаль беднягу, которому придется развлекать короля в последние дни праздников. К этому времени все певцы и трубадуры отпоют и отпляшут свое, а где будет взять новых?

Она с трудом изобразила улыбку. Ее желудок бунтовал при виде целого зажаренного быка, внесенного пошатывающимися под его тяжестью слугами, блюда с олениной, тушками голубей, кроликами и дичью, обложенными вареными овощами. Что и говорить, еды было просто невероятное количество.

Констанс наблюдала за потными поварами и слугами, втаскивающими все новые и новые блюда, и размышляла о том, как трудно придется винчестерцам после окончания праздников. И в ее собственном поместье ощущался недостаток еды после таких вот пиров.

Сидевший подле нее Роберт Фицджилберт поднял вазу с засахаренными фруктами и орехами.

– Такие лакомства восхищают глаз и вдохновляют душу! – воскликнул он. – Вы со мной согласны?

Констанс не знала, что ответить. «Восхищают глаз», – повторила она про себя, разглядывая облитое сиропом зеленое яблоко. Вероятно, это его собственное поэтическое выражение. Махнув рукой, она отослала пажа прочь.

Они сидели неподалеку от короля, Роджера Солсберийского и Роберта Глостера. Время от времени король, наклонившись вперед, поглядывал на Констанс и на Фицджилберта.

Она не испытывала недостатка в мужском внимании. Подошли два барона с севера и несколько рыцарей, чтобы осушить кубки за ее здоровье. Констанс пришлось поддержать их тосты. Пила она, правда, сильно разбавленное вино, и то по глотку, но для нее и это было много.

Большинство присутствующих пили крепкий эль. Даже король Генрих слегка побагровел и был более разговорчив, чем обычно.