Амето

«Мы даруем тебе рыцаря, нового на службе любви; он всем обладал сполна, но не знал нашего пламени, теперь оно зажжено в нем, ты же питай в нем любовный пламень так, чтобы холодность, уподобившая его Аглавре, навсегда оставила его сердце и чтобы пылкостью он сравнялся с Юпитером». Так она рекла; все еще трепеща от страха, я было открыла рот, чтобы ей отвечать, как вдруг увидела себя молящейся в том же храме перед ее алтарем; немало дивясь, я огляделась, ища Апироса, и в этот миг ощутила в груди золотую стрелу. А рядом со мной, тоже уязвленный стрелой, стоял бледный юноша и неотрывно меня созерцал; догадавшись, что он пылает тем же огнем, я засмеялась и, довольная, обнадежила его взглядом. А после того как в служенье мне и богине он узнал жар любви, я сочла его исполненным доблести и, отвергнув, насколько могла, холодные объятья старого мужа, предпочла им объятья того, чью бледность сменил румянец любви. Вот почему я предана всей душой Венере, ее одну славлю, ей одной воздаю почести и служу; никому не хочу принадлежать, кроме нее, и другие боги мне неведомы; ее же волей я войду в небесное царство; теперь, зная все то, что я вам поведала, вы не удивитесь усердию, с каким я посещаю ее храмы.

Окончив благую повесть, она радостным голосом запела такие стихи:

XXXIII

Как пламя[164]

, обращаясь черным дымом,сжигало Иокасты сыновей,
причем, взметаясь надвое делимым,

существовало в виде двух огней

и удостоверяло тем деленьем
давнишнюю вражду родных кровей,

и как в святыне Весты раздвоеньем

огонь всех удивил, когда Помпей[165]
оставить Рим почел своим решеньем,

так и гора Цитеры, что святей

других вершин, сверкает самоцветом,
и пламена ее из двух частей.

И часть одна возносится к планетам,

и воздымает сильный жар с собой,
и озаряет небо дивным светом;

другая ж часть, отъединясь от той,

склоняется к земле и столь блистает,
что все дарит небесной красотой;

и разум охладелый разжигает,

и силу Цитереи в мир несет,
которую теперь не всякий знает.

И пламень этот в жаждущих вдохнет

и обретенье и познанье бога,
в котором наша вера и оплот.

Желание достичь сего чертога

столь благостно, что всяк друг другу – брат,
и к доблести легка его дорога.

И прямодушье множится стократ,

и множится добро, а добродетель
в чести и удостоена наград.

И тот, кто этого пути радетель,

избегнет страха смерти, а иной
не избежит, и страх – его владетель.

Поскольку теплота тому виной,

воспламени себя огнем палящим
и тем достигнешь цели неземной,

где никого не видели скорбящим,

где благо и веселье – их почту
за счастье петь в пылу непреходящем.

И только в них я вижу красоту,

и я служу Венере с упоеньем,
чтоб, вверясь ей, взойти на гору ту,

куда стремлюсь с неодолимым рвеньем.

XXXIV