Амфора. Тайна древнего могильника

– Они, родимые. Только еще через сотню лет и их не стало. Кругом лишь заросшие руины. Много всяких птиц, зверья. Через три тысячи – вместо городов едва заметные холмы. Все труднее найти могильник. Да и призраки из них исчезли. Все это не имеет значения, поскольку прятать Джинна уже совершенно негде.

– Гибель человечества не имеет для тебя значения?

– Имеет значение гибель моей родины. Все, что было потом, я воспринимаю, как сон. Или кино.

Так вот оно что! Значит и его, Глеба Славина, эта девушка, которая сама, как Лара Крофт, воспринимает не иначе, как некоего киногероя, эдакого и в самом деле Индиану Джонса…

Внезапно он услышал за воротами признаки активности. Какие-то люди подошли к охраннику, заговорили с ним. Тот отвечал с почтением, Глеб явно расслышал слово «командир». Похоже, настал час исторической встречи с самим Доцоевым. Зонгар тоже был за дверью: Глеб узнал его низкий голос. Лязгнул засов. Дверь пропустила только Зонгара.

– Командир не желает с нами увидеться? – спросил Глеб.

– Почему же? – дружелюбно проговорил Зонгар. – Очень даже желает.

Он подошел к Ларе и приветствовал ее, вероятно, на языке лемурийских жестов: ладони, раскрытые вверх и чуть вознесенные над плечами. Лара ответила тем же жестом. Затем Зонгар протянул руку, и Лара молча вложила в нее дудку, которая послужила вчера приманкой.

– Собственно, Доцоев, – сказал он, – это и есть я.

* * *

– Это значит, – сказала Лара после долгого молчания, – что ты решил наконец взять мировое зло в свои собственные грязные руки?

– Почему бы не попробовать? – ответил Зонгар. – Решил вот, так сказать, вочеловечиться. С чистыми, межпрочим, руками.

– Но ведь ты, как и я, дал клятву не желать ничего для себя!

– Я дал, я и забрал. Клятва была дана во имя безопасности людей. Теперь я так не считаю. Думаю, что пора заняться проблемой человечества в целом. Думаю, что в этом-то и была ошибка.

– Много же тебе потребовалось времени, чтобы понять это, – сказала Лара.

– Да не во времени дело, а в самом человечестве! – воскликнул Зонгар. – Все шло нормально, тысячелетиями ничего не менялось. Но буквально в последние годы что-то с ними произошло. Люди стали портиться буквально на глазах.

– Это твои личные наблюдения? – грубо спросил Глеб.

– Безусловно. Я многажды бывал на рубеже последних двух веков. Еще тридцать лет назад эта цивилизация была вполне сносной. Патриархат и прочее. Как и три тысячи лет назад. Но вот в нынешнее время все стремительно покатилось, словно с горы.

– Что покатилось? – настаивал Глеб. – Почему я ничего такого не вижу?

– Да ты сам живешь только в этом времени и не замечаешь ничего изнутри. Человечество можно сравнить с неким сложным механизмом. И вот, в этом механизме сломалась какая-то важная деталь. Ты думаешь, что создатель всемогущ и совершенен? Но он просто конструктор. Сделал, создал. Какое-то время это работало, теперь работать перестало.

– Но ведь он создал людей по своему образу и подобию, как говорится в религиях.

Лара хихикнула, Зонгар посмотрел на нее и ответил улыбкой. Вновь обернулся к Глебу, уже строгим лицом:

– Ты соображаешь, как нелепа эта фраза? Если бы это было действительно так, то и каждый из вас был бы таким же, как он. То есть, жил бы вечно, мог бы небрежно творить миры за шесть-семь дней… Да и вы все выглядели бы точно так же, как он.

Лара опять улыбнулась:

– Трудно представить такое человечество, полностью состоящее из богов. В том-то и дело, что он один. Мы – это всего лишь его произведения, скульптуры.

– А как же «по образу и подобию»? – протянул Глеб.

– Что ты все повторяешь, как попугай из Карленского леса? – сказала Лара.

– Он никогда не был в Карленском лесу, – вставил Зонгар.

– Не важно. Из какого-нибудь местного леса.

– В здешних лесах не водятся попугаи, – теперь уточнил уже Глеб.

Беседа приняла вполне дружелюбный характер, и Глеба это радовало.

– Ты же атеист, – продолжала Лара, – и хорошо понимаешь, что религии – это всего лишь книги, написанные людьми. На основе событий, которые имели место, но интерпретация их была ложной.

– Интерпретация, – вполголоса проговорил Зонгар. – Запомню и это слово.

Глеб вдруг понял, что лемуриец обучается русскому языку на ходу. Как и Лара. Он давно заметил за нею, что с каждым днем ее речь становится все более сложной и правильной. То же самое происходило и с Зонгаром, только тот учился в среде своих боевиков, а Лара – в обществе Глеба.

– При чем тут атомная электростанция? – резко спросил Глеб.

– А ты разве и сам не догадался? Кое-кто возжаждал сотворить в степи маленький пионерский костер.

– Глеб никогда не был пионером и не знает, что это такое, – напомнила Лара.

– Мне рассказывал отец… – начал Глеб, но осекся.

Меньше всего ему хотелось в этот момент думать об отце. Он сказал, не скрывая своего грубого ехидства: