Амгунь - река светлая

Бато Киле с вечера спалось плохо. Нахлынули вдруг воспоминания. Видел он себя то совсем молодым парнем, мальчиком, то отцом большого семейства, стариком, но стариком еще крепким. Он видел себя в лодке, тянущим сеть из воды. И каждый раз сеть была тяжелой, такой тяжелой, что у Бато напрягались до боли мускулы рук и спины, а ноги искали твердой надежной опоры. Он выбирал сеть, полную рыбы. Огромные лососи, выгибая серебристые тела, с треском бились о борта лодки. Их было много, и верхние грозили перевалиться через кромку борта и уйти снова в воду. Бато успокаивал их ударами короткого рулевого весла.

Старик вздыхал и ворочался, призывая спасительный сон. Верная Чамбедка несколько раз бесшумно подходила к мужу и тревожно всматривалась в его лицо, серевшее в ночной темноте. Она могла не соблюдать осторожность. В доме можно было на полную мощность включить радио, и Бато ничего бы не услышал. Он глух. Он оглох так давно, что даже сам не знает, когда это случилось. Но тишина, в которой он пробыл почти всю свою жизнь, не помешала ему быть лучшим охотником и рыбаком в колхозе в свое время. В свое время, потому что вот уже десять лет, как Бато Киле из месяца в месяц получает пенсию. Конечно, это не значит, что Бато бросил охоту и рыбалку, но как-то само собой получилось, что удача стала изменять ему. И чем чаще случалось такое, тем сильнее было желание Бато доказать обратное. Он не хотел сдаваться. И с каждым годом, уйдя на охоту, он все больше задерживался в тайге, стал молчаливым и хмурым. На людях он старался взять себя в руки, и мало кто догадывался о нерадостных думах старика. И меньше всего об этом думала внучка Бато шестилетняя Маринка, которую Бато любил и баловал. Вечерами он рассказывал ей смешные истории из своей жизни, которые больше были похожи на сказку, чем на жизнь, смеялся вместе с ней, пел ей старые полузабытые песни, и только иногда он вдруг мрачнел и хмурился. Кто принесет из тайги зайца или белку Марине, когда он, Бато, совсем одряхлеет или умрет?

Среди ночи Бато поднялся с постели, вытянув в темноту худые ноги, коснулся пола, отыскивая мягкие шлепанцы из медвежьей шкуры. Шлепанцы были на месте, и Бато, успокоенный, сунул ноги в их мягкое тепло. На столе он нащупал металлическую коробку из-под монпансье, приспособленную им под папиросы, накинул на плечи стеганую телогрейку и вышел на крыльцо.

Темнота скрывала расстояние, и казалось, что тускло поблескивающий внизу Амур начинается сразу от нижней ступеньки крыльца, но противоположного берега не было видно — где-то там вдали вода плотно сходилась с темнотой. Бато посмотрел на небо. Тревожные разрозненные тучи бежали по нему, но кое-где слабо пробивался мигающий свет звезд. Старик снова посмотрел на Амур и увидел на кромке, где сходились вода и мрак, стремительное движение зеленого огонька. Катерок рыбоинспекции обходил дозором промысловые тони. Бато подумал, что несладко сейчас быть на реке, и снова глянул на небо, по которому неслись, обгоняя друг друга, обрывки туч. Он представил, как встречная волна, ударяясь о борта катера, разбивается на множество мелких брызг и веером обдает сидящих в катере. Зябкая дрожь прошла по его телу, и он плотнее запахнул полы стеганки. Зеленый огонек исчез. Старик вернулся в свою постель, закрыл глаза, и все началось сначала.

Сперва он увидел стремительный зеленый огонек рыбоинспекторского катера и подумал, что лосось сейчас густо идет рекой мимо его дома вверх по реке. Потом прямо перед глазами — можно было протянуть руку и пощупать — появилась сеть, которую он связал специально на лосося из капроновой нити с ячеей определенных размеров, с ряжаком по обе стороны. Он протянул к сетке руку и пальцами коснулся узловатой дели, почувствовал тяжесть свинцовых грузил на оплетке. Капроновый шнур береговой стороны сам обвил его сухую руку, и старик почувствовал его крепость.

Он улыбнулся в темноте. Да, хорошая сеть у него. Такой сети у него никогда еще не было. Только ловить ею, кажется, ему не придется. Четыре сентября кета свободно должна идти в места нерестилищ, минуя Мунгуму, путем, проложенным предками, заведенным ими порядком, который, сколько помнит себя Бато, никогда не менялся. Старик знал от умных людей, что рыбу гонит этим путем инстинкт, а сам путь называется — путь миграции.